Тропы вечных тем: проза поэта

Закрой себя руками: ненавижу!Вот Бог, а вот Россия. Уходи!Три дня прошло. Я ничего не слышу,Я ничего не вижу впереди.Зачем? Кого пытался удержать?Как будто душу прищемило дверью.Прислала почту — ничему не верю!Собакам брошу письма — растерзать!

Я кину дом и молодость сгублю,Пойду один по родине шататься.Я вырву губы, чтоб всю жизнь смеятьсяНад тем, что говорил тебе: люблю.Три дня, три года, тридцать лет судьбыКогда-нибудь сотрут чужое имя.Дыханий наших встретятся клубы —И молния ударит между ними!

— Вы знаете, когда я слушаю поэтов, как они читают свои стихи, мне кажется, они заново переживают то, что они написали. Это действительно так?

— Гм. Бывает, что и так. Но большей частью — не так. Поэты ведь большей частью — неудачные артисты. Так что особенно вы не верьте им, я эту публику знаю.

…Когда мне было семнадцать лет — когда я уже сознательно стал писать стихи (с 9 лет я писал бессознательно) — я думал: проживу до двадцати лет, а там уже — смерть, гибель и всё. И вот я считал: три года осталось! (Такое у меня было — видимо, юность диктовала свои условия.) Но вот прошло моё двадцатилетие и — ничего. Конечно, я не покончил с собой. Думаю: «Нет, до тридцати! А потом — всё. Ну что там, после тридцати — это вообще уже не жизнь! Уже какие-то старики идут и всё такое — зачем это всё?!» Так я, двадцатилетний, думал. Но вот тридцать лет прошло: «Хм…». И потом я уже махнул рукой: как оно пойдёт — так пойдёт… И вот, видите, дожил совершенно уже…

Но в тридцать лет я написал всё-таки стихи, обращённые к двадцатилетнему надменному мальчику, который считал, что в этом возрасте всё кончено. Потому что пора и честь знать — уходить из этого мира, хлопнув дверью, и т. д.

(Читает стих-ние «Тридцать лет», 1971)

1997

«ЗОМБИРОВАННОЕ ПОКОЛЕНИЕ»

(частное видео-интервью Алексею Ахматову)

— Вам самому не страшно от некоторых ваших мрачных образов? Ну, скажем, «Я пил из черепа отца»…

— Да нет, это всё… хулиганство… Для впечатления что ли… Недавно я написал одно стихотворение… Перечитал его, конечно, на утро… «Крестный ход» называется, так я его назвал… Я думаю, что лучше таких стихов не писать… От них можно сойти с ума…

— А что вас сейчас больше всего заботит?

— Я просто… Даже не сказать, что озабочен… Я не озабочен… Просто я вижу полное крушение поэзии, будучи даже преподавателем Литературного института. Это я вижу…

— На ваш взгляд, это временное явление, или уже тенденция окончательная?

— Это временное, разумеется. Но лет сто это будет продолжаться. «Печально я гляжу на наше поколение…». Да, это совершенно так. Я всё время вспоминаю эти строки Лермонтова… Вот так оно и есть…

— А скажите, вам лично сейчас как пишется?

— Да мне-то что?! Мне пишется хорошо. Но я совсем другим озабочен — что молодые ничего не пишут. А то, что они пишут, это просто ужасно. Это невозможно даже просто ни читать, ни переживать… Вот в чём дело. Это я говорю, зная очень многих молодых людей. Ну ничего у них не получается. И они очень глупые… Есть такое поветрие, что ли, говорят — «зомбированное поколение». Вы знаете, я бы к этому прислушался. Наверное, что-то около этого есть. Потому что говоришь, допустим, с ним (не о стихах даже, а просто так) — а он не слышит! Я говорю: «На лево или направо пойти?». «Чегооо?» — то есть не слышит меня просто, не говоря уж о стихах!.. Очень печально я смотрю на это поколение…

— А вы могли бы назвать хотя бы два-три имени, сейчас интересно работающих? Или даже этого нет?

— Могу. Конечно, могу. Ну, мало ли что поколение… Есть же, как говорится, ещё порох в пороховницах. Нет, могу, могу…

— Ну это в основном москвичи?..

— Нет. Ха! Москвичи как раз не способны на это… Это, значит, Светлана Сырнева. Это очень серьёзный человек…

— Мне говорили, что вы не признаёте женскую поэзию…