Время было около трёх часов утра. Мне снился путаный сон, я запомнил его окончание. Обстановка какого-то полувоенного лагеря. Люди в гражданском. Я на особом положении, вроде больного. Но я не был болен. За мной наблюдает со стороны какая-то насмешливая женщина. Выдают пищу. Какой-то длинный бревенчатый навес с загородкой налево. Серый воздух. Люди получают второе, что-то вроде каши, и уходят направо. Когда подошла моя очередь, то оказалось, что у меня нет миски. «Ничего, подходи!» — делает мне знак человек, выдающий пищу, и улыбается. Вижу: перед ним то ли стол, то ли пень, и на нём — круглая тестообразная масса. Человек отрезает ножом от неё часть и говорит: «Возьми, но ты должен вспомнить хоть какую-нибудь молитву». Я беру в руки тёплый кусок и говорю: «Боже, спаси и сохрани меня». Ну, думаю, всё, теперь можно идти. И иду прямо. Раздатчик в это время отошёл в сторону от загородки. «Погоди!» — говорит и делает знак, чтобы я вернулся. Возвращаюсь и вижу: кусок пищи на моих руках превратился в живого полного младенца, который тут же начал расти, весело двигать ножками и смеяться. Я держал его на руках, и он глядел на меня. Это был мальчик, смугловатый, чистый, с чёрными смеющимися глазками. \Уж не азиат ли?/ «Это твой Спаситель!» — сказал раздатчик, или я сам так подумал. Тут я почувствовал резь внизу живота, на той широте, где у меня был когда-то вырезан аппендикс (12 ноября 1967 г.). Я глянул: из живота торчат какие-то лапки или ножки и даже шевелятся. Я было испугался: не выходит ли это послед, как у роженицы? «Это у тебя жила», успокоил меня раздатчик и, вроде, стал эту \самую ненужную/ жилу из тела извлекать. Тут я проснулся.
Итак, Спаситель.
Фантасмагория. Много картин. Движение.
Хорошо запомнил:
Я прыгнул со скалы (которая, впрочем, рушилась) в море, я пошёл вертикально ко дну, а когда коснулся ногами дна, то, стоя на дне, стал расти до тех пор, пока море не оказалось мне по грудь. Глубина была неимоверная.
Среда, декабрь 1991
Я [перечёл] вспомнил некоторые свои старые стихи («Дуб», «Холм» и другие) и содрогнулся от ужаса; и вот почему: тогда это было со мной, а сейчас сбывается с моей Родиной.
Уже тогда я чувствовал всё то,
Что в эти дни сбывается с Россией.
Мне почти нечего сказать, кроме того, что мы летим в бездну, имя которой — бездуховность. [Интеллигенция дезинформирована, народ оболванен. Что касается наших скромных дел, то они тоже плохи.]
Долго не мог заснуть. Лежал и ворочался. Половину третьего пополуночи встал, приготовил яичницу на сале и чай. Ужин не ужин — что-то вроде этого. Около четырёх (раньше или позже) пришли сны-видения. Разное видел и слышал. Но последнее вот что. Неизвестно кого спросил о себе. Мысленный голос тихо и чётко ответил: «Ты проживёшь самую долгую жизнь». Что-то ещё сказал, но после я не мог вспомнить. Но что-то важное. Ещё сказал: «Ты национальный духовный резервуар России». В полудрёме я спросил о языках. Голос ответил издалека: «Они тебе откроются внезапно». Больше ничего не снилось.
Проснулся с ощущением какой-то ответственности.
Что бы это всё значило?
Прекрасное для меня не идеал, а цель. Цель для прекрасного есть Бог.
25 июня 2001 г. КФН корп. 2, отделение 2. Я один в палате
Нет никаких собственных мыслей, они блокированы таблетками и уколами. Покой и скука. Творчество исключено.
Результаты анализов скрывают. Одно известно: давление нормальное. Вес 102 кг.
26 июня 2001 г.
Уже день, как меня перевели в отдельную палату. Свободный выход в лес, похожий на запущенный сад, исполосованный выщербленными аллеями, по которым бродят человеческие развалины, отмеченный печатью забвения. Воздух не даёт скучать, но всё равно одиноко. Поэзия, ау!
В детстве и в ранней юности я увлекался научно-популярной литературой по астрономии. Любил читать про звёзды, хотя, кроме двух Медведиц в небе, не различал ни одной звезды и планеты. Во всяком случае, я был уверен, что астрономию (в пределах школьного учебника) знаю на отлично. И что же! Молодая учительница меня срезала на экзамене — тройка! С тех пор я понемногу стал остывать к науке о звёздах. Но вот что! С нами учился парень из станицы (мы над ним подсмеивались: кугутоват, мол!), и когда он услышал, что земля круглая, он не поверил и стал горячо доказывать обратное.
— Как же это круглая! — недоумевал он. — Выйдешь в степь — а степь гладкая-гладкая — до самого края. Нет, земля не круглая.