Но, увы, ждать оставалось еще бесконечно долго. Не только желанный Троцкому мировой революционный пожар никак не хотел разгораться, но и ослабление нажима на одном из фронтов не означало еще ликвидации смертельной опасности для революции. Троцкий был прав, когда говорил, что у молодой Республики не было границ, а были одни фронты. Пообещав в своей августовской речи в Москве разделаться с Деникиным, менее чем через неделю Троцкий выступает уже на экстренном заседании Петроградского Совета. Находясь в экстазе борьбы, веря, что защита Советской Республики неуклонно ведет к мировой революции, Троцкий с жаром бросает слова: «…есть на западе участок, где мы не можем подаваться назад ни на одну версту, где мы не можем уступать врагу ни одного кв. вершка территории. Этим участком является Петроградский фронт. Питер и сейчас остается нашим глазом, устремленным в Западную Европу у Балтийского моря». Троцкий убеждал слушателей, что борьба миров решится не на «финляндском квадрате, не на эстляндском квадрате», она «разрешится на поверхности всего земного шара». А «вопрос о судьбе Финляндии и о судьбе Эстляндии будет разрешен попутно». Троцкий, показывая, как империализм терзает Россию, говорит, что в этих условиях «бывают моменты, когда месть становится делом революционной целесообразности… И этот пример мы покажем на Финляндии. Она первая попадается под руку Красной Армии, которая на ней отомстит этой политике окружения… Мы пройдемся опустошительным крестовым походом против финляндской буржуазии, истребим ее с беспощадностью»{418}
. Троцкий убеждает слушателей, что разгром Юденича и его пособников будет означать окончательный перелом в борьбе с контрреволюцией и интервенцией.Троцкий не наивен, а подчас просто авантюристичен. Он часто рисует не реальную, а желаемую им картину. Для него Деникин – «белогвардейская пена», Колчак – «недобиток», с которым скоро будет покончено, Юденич, Балахович и Родзянко – «кровавая пьяная троица»… Во время революции и Гражданской войны Троцкий вообще многое обещал своим слушателям: близкую победу, будущее благоденствие, всеобщее братство, всемирную советскую республику…
Может быть, люди и тянулись к Троцкому, потому что видели в нем предсказателя счастливого будущего? А может быть, он лучше, чем кто-нибудь другой, знал, что голодным людям, стоящим по колено в крови, нужно обязательно что-то обещать, чем-то вдохновлять, указывать близкие, достижимые, но великие цели? В годы Гражданской войны Троцкий действовал часто как проповедник революции, что не мешало ему порой выступать и в роли инквизитора (революционного, разумеется!). Иногда он становился жестким не только с подчиненными, но и с Москвой говорил вызывающе-язвительно, требовательно.
«Москва, Кремль, Ленину.
…Я сообщил, что РВС-12 (Реввоенсовет 12-й армии. –
Предреввоенсовета
Когда же дело касалось конкретных стратегических вопросов, он обычно следовал советам своих помощников в Реввоенсовете, предложениям военспецов – людей, которые, в отличие от него, были не дилетантами, а профессионалами военного дела. Тогда же, когда Троцкий отходил от этого правила, из его уст или из-под его пера выходили планы, проекты, близкие к бредовым.
Направляясь в своем поезде из Бологого в Петроград, Троцкий обдумывал меры по спасению Северной столицы. Мне трудно сейчас судить, под каким впечатлением или под чьим влиянием у него родилась статья «Петроград обороняется изнутри». 18 октября 1919 года она была опубликована в газете «В пути». Достаточно привести несколько фрагментов из нее, чтобы увидеть антистратегическое «военное» мышление Троцкого. Он пишет, что нужно покончить с Юденичем. «С этой точки зрения для нас в чисто военном отношении наиболее выгодным было бы дать юденической банде прорваться в самые стены города, ибо Петроград нетрудно превратить в великую западню для белогвардейских войск… Прорвавшись в этот гигантский город, белогвардейцы попадут в каменный лабиринт, где каждый дом будет для них либо загадкой, либо угрозой, либо смертельной опасностью. Откуда им ждать удара? Из окна? С чердака? Из подвала? Из-за угла? – Отовсюду!