Троцкий. Книга 1

Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий (курсив мой. — Д.В.)… Официально выступить с какими-то ни было мероприятиями должен только тов. Калинин, — никогда и ни в каком случае не должен выступать ни в печати, ни иным образом перед публикой тов. Троцкий… Изъятие ценностей, в особенности, самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть проведено с беспощадной решительностью  безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять (! — Д.В.),

тем лучше.

Ленин"[116].

Комментировать этот документ нет нужды. В нем все бесовство большевистской революции.

На записке "следы" Молотова: "Согласен. Однако предлагаю распространить кампанию не на все губернии и города, а на те, где действительно есть крупные ценности, сосредоточив соответственно силы и внимание партии. 19.III. В.Молотов"[117]

.

На следующий день на заседании Политбюро, на котором присутствовали лишь четверо: Л.Б.Каменев, И.В.Сталин, В.М.Молотов и Л.Д.Троцкий, последний предложил проект директивы об изъятии церковных ценностей, которая была принята и разослана губкомам. Начатой "кампании" Троцкий пытался придать организованный характер. 17 пунктов документа, подготовленного Троцким, не содержат прямых указаний о расстрелах, но, по его выражению, борьба против "князей церкви" должна быть проведена решительно и в кратчайшие сроки[118]. Начались заседания трибуналов. В Москве 11 человек (священники, благочинные и граждане) были приговорены к расстрелу и другим мерам наказания. По ходатайству Троцкого шестерым приговоренным к смерти наказание было заменено тюремным заключением[119].

Так выполнялось указание Ленина: "Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать"[120]

. Зловещая проницательность указания очевидна: долгие десятилетия не только духовенство "не смело думать о сопротивлении", но и все общество. Комиссию по сбору изымаемых ценностей возглавил Троцкий.

Он был одним из активных исполнителей воли первого вождя по ограничению влияния церкви и ее обескровливанию, хотя и был настроен в этом вопросе менее агрессивно, чем остальные члены Политбюро.

Так, 15 мая 1922 года Троцкий направил Ленину, членам Политбюро, редакциям "Правды" и "Известий" письмо, в котором предлагал шире, активнее поддержать лояльную к советской власти группу духовенства во главе с епископом Антонином (А.А.Грановский). Троцкий пишет, что воззвание этой "сменовеховской" демократической группы нашло отражение лишь на страницах "Правды", да и то в небольшой заметке. В то же время "мельчайшая генуэзская (имеется в виду освещение в печати работы Генуэзской мирной конференции, которая проходила с 10 апреля по 19 мая 1922 г. — Д.В.)дребедень занимает целые страницы, в то время как глубочайшей духовной революции в русском народе (или, вернее, подготовке этой глубочайшей революции) отводятся задворки газет". Ленин в качестве сноски под этим текстом написал: "Верно! 1000 раз верно! Долой дребедень! Ленин.

15.V"[121]. Поддерживая Антонина и других "сменовеховцев" в церкви, большевики, тем не менее, делали упор в отношениях с религией на силе, рассчитывая ускорить время "глубочайшей духовной революции в русском народе".

Троцкий находился в эпицентре этой преступной кампании. Да, законы голода неумолимы. Нужно было спасать людей, но не убивая ради этого других. Жестокое время рождало и жестокие действия. Решая острейшие социально-экономические вопросы, большевики "попутно" как бы решали и вопросы культуры — освобождение сознания от догм религии. Но то было глубоким заблуждением. Во-первых, религия была союзником нравственности, а, во-вторых, бороться с идеями и убеждениями методами насилия не только преступно, но и неэффективно. Троцкий, при всей своей высокой интеллектуальности, не мог (или не хотел?) понимать этого.

В начале марта 1922 года он направил записку членам Политбюро, в Секретариат ЦК.

"Соверш. секретно, тт. Ленину, Молотову, Каменеву и Сталину.