Сорвутся с держателей ракеты, низвергнутся на города и посёлки, равняя с землёй правых и виноватых. Не будет Империя разбираться, не будет сортировать. Будет – карать, карать беспощадно. За войну эту подлую, за "Радиусы" и за "Апостола"! Чтобы всех проняло, чтоб никто больше не смел на Радан руку поднять! Отомстит Империя за себя, отомстит за погибших и отдельно – за молодого флаг−лейтенанта, которого церковники грязно использовали в своих интригах.
А иначе кончится страна, если утираться начнёт! Потому Первая империя и закатилась, потому и рухнула, что в дипломатию играть начала. Без которой тоже нельзя, но только если за ней стоит грубая сила. Такая, что если не хочешь с ней по-хорошему, тебя из-под земли и – в порошок. В мелкий.
– К Манару подъезжаем, – объявил остановку проводник. Кригскоммандер встал и вышел в коридор, непривычно нервничая.
С перрона он доехал на попутном до местной гостиницы, где вселился в номер по личной карточке. Времени отдыхать не было, тем более что небольшую его часть Гарна собирался потратить на личные нужды. Даже несмотря на поручение Его Превосходительства.
– Госпиталь у вас где? – обратился он к молоденькой администраторше. – Свояк у меня там, после ранения лежит.
Девушка улыбнулась, машинально поправив причёску. Война повышибала немало мужчин, а тут судя по костюму и шляпе – госслужащий, да ещё с военной выправкой. Кто ж устоит?
– Тут недалеко, выходите на улицу, по ней до конца, затем направо и на перекрёстке – налево. Ещё метров сто – и в него уткнётесь.
Девица краснела, стреляя глазками и надеясь на продолжение знакомства. Извини, дорогая, но нет. Не тобой сердце занято.
Манар – город маленький, заблудиться в нём трудно. А вот и больничка, в которой по последним справкам работает санитаркой Нийя. Или работала, пока ещё куда-нибудь не перевелась. В груди забухало, ладони вспотели. Подойдя к окошку регистратуры кригскоммандер, не в силах сдержать волнения, обратился к сидящей там бабушке:
– Добрый день. Скажите, санитарка Нийя у вас работает?
– А вам зачем? – подозрительно оглядела посетителя бабушка.
– Жених её… На севере служил, она неподалёку в госпитале, потом удар церковный, эвакуация, с тех пор искал. У вас она сейчас, не подскажете?
– Ох, милок… – прикрыла сочувственно рот бабка. – Нет больше твоей невесты, убило её, с год уж. Церковники-то, когда из столицы отступали, ракетами по окрестностям ударили. Одна сюда прилетела, прямо в общежитие. Столько людей полегло, хоронили всем городом… Ой, горе-то какое. Да ты садись, милок, садись, сейчас я тебе бетарова корня накапаю.
Засуетившись, бабушка принесла резко пахнущий стакан. Опустошив содержимое, кригскоммандер уставился перед собой невидящим взглядом. Не повезло, как не повезло. Ведь почти нашёл её Дер Эстан перед тем, как на фронт ушёл. Ещё немного времени, хоть пару недель – и забрал бы её Гарна отсюда. А теперь… Да что теперь!
– Мальчонка-то, слава богу, жив остался – в садике тогда был. – донёсся, как через вату, голос старушки.
Что? Какой ещё мальчонка?
– Ты не сумлевайся, милый – твой это сын, твой и ничей другой. Много было у Нийечки ухажёров, но она – ни с кем. Так всем и говорила, что жених у неё есть. А паренёк-то – ох и шустрый, ох и проказник. И на тебя – ну как две капли воды!
Так у него есть сын? Но почему тогда его не упоминали в ответах на запросы?
– Нийечка-то, когда в эвакуации его родила, сразу к родственнице в тыл отправила. А забрала уже позже, когда сюда перебралась. Сама к нему моталась при любой возможности, пыталась даже там устроиться, да санитарки-то – они же на передовой нужны. Просила отца своего помочь, так он за что-то должности лишился, чуть не посадили. Но она не унывала, всё говорила – это хорошо, что я под столицей, проще найти меня будет. Ну вот и… Ой, прости, милок…
Бабушка заплакала, утирая платочком слезы. Не за что ей извиняться, самому, аки катраку, на луны выть хочется!
– А сын, – разлепив губы, прервал молчание Гарна. – Где он?
– Да не здесь он, сыночек твой. Забрала его полиция, потому что матери нет, а отец на фронте без вести пропал и нигде не значится. Мы их уговаривали, просили здесь оставить, при больнице. Да разве нас кто слушал? Они же в приюты свои гребут нонче всех подряд! Парнишку твоего тоже туда увезли. Ты у них, милок, справься, тут участок недалеко. И иди сразу к начальству, он тогда вместе с ними по городу ездил, командовал. Ты прости нас, что Нийечку не уберегли и сынка твоего отдали. Виноваты мы, ой, виноваты.
Полиция, скорее всего, и правда рассылала запросы. Только кто на них ответит, когда он – гвардейский офицер, проходящий в закрытых списках? Получили они ответ, что последнее место службы флаг−лейтенанта – Второй штурмовой, полёгший почти в полном составе под ударами "Радиусов". И он бы полёг, если бы его, почитай, в последний момент из окопов Дер Эстан не выдернул и с собой на допрос не забрал. А бумажек никаких не осталось, сгорели те бумажки и в прах над полем боя разлетелись. Да и не оформлял их тогда никто – не до того было, когда церковники фронт прорвали.