Помывшись, гость сел за стол, где долго и путанно рассказывал деду последние новости, почерпнутые из доставленных на ту сторону газет и записей радиопередач. Главным было не увлечься и не брякнуть что-то из закрытых сводок, но гость такой ошибки допустить не мог. Не так готовили.
Если в целом, то Конклав при помощи чудо–оружия подмял добрую треть имперской территории. Захватив Такран, церковные стратеги планировали крах тылов от голода и жажды. Этого не произошло, во многом благодаря внезапно распространившемуся сорту скороспелой сои. Точнее – очень похожего на неё местного растения.
Успехи на фронте вынудили Конклав переместить комплексы вглубь захваченной территории, где за громоздкими машинами развернулась настоящая охота. Оперативники перегруппировавшейся Гвардии, сколотив партизанские отряды, перешли в отчаянное контрнаступление. Под пусковыми установками горела земля, обслуживающий их персонал гиб практически ежедневно. Рассредоточившиеся по местности группы спецназа устраивали засады и организовывали дерзкие нападения на штабы. В довершение церковников терроризировали налётами два наскоро достроенных бомбардировщика, не успевших присоединиться к Первой ударной накануне её разгрома. Особенно несладко пришлось войскам, расквартированным в столице. Под натиском ежедневных диверсий они были вынуждены отступить из непокорного Такрана, напоследок взорвав пару центральных кварталов.
Не рискуя продвигаться дальше, Конклав накрыл залпами "Радиусов" сосредоточенные на севере промышленные центры. На площадях захваченных городов начались публичные казни, в наскоро переоборудованных помещениях – процессы над еретиками. Охотясь за диверсантами, Военная инквизиция развязала в тылу настоящий террор.
…слетают с петлей двери, врываются в сонные квартирки солдаты. Хватают мужчин, выволакивают за волосы одетых в одно исподнее, верещащих женщин. Швыряют в грузовики, приспуская собак на рыдающих детей:
– А ну, заткнулись быстро!
Стучат по кузову:
– Поехали!
Прыгают в машины, мчатся к новому адресу. Уже которому в списке.
– Вперёд! – бьют прикладом в спину так, что арестованный чуть не падает. Выводят на площадь, привязывают к столбу. Обливают бензином.
– Именем веры и матери церкви… – монотонно зачитывает приговор безликий служка. – За преступления и хулу на Око… Приговаривается к сожжению…
– Нет, нет, пожалуйста! – рыдает, бьётся в путах человек, глядя с надеждой на собравшуюся толпу зевак. Его не слушают. И не помогают. Кто-то из солдат чиркает зажигалкой…
– Что творят, что творят. А ещё святые люди! – ахал дед, играя желваками. – А Канцлер что? Выступал, нет? Радио-то сломалось, а починить некому. И в город не поедешь – страшно, как бы в подворотне не зарезали.
Выступал, как не выступать. Сначала – из эвакуированного Генштаба где-то под Сигдой, затем – из отвоёванного Такрана. Его Превосходительство грозил врагу жестокими карами, обещая отомстить за поруганную столицу. Чёрт его знает – как, но, возможно, припас в рукаве какой-то козырь. Отдел наверняка в курсе, да только не станет он рядовому "дьяволу" все карты раскрывать. Впрочем, война будет долгой. Если, конечно, не наступит в ней какой-нибудь внезапный перелом.
Пообщавшись с дедом, гость ушёл спать. Рано утром, как и обещал, отправился в лес, где провёл большую часть дня. Даже оставшись наедине в глухой чаще? он старательно играл роль недотёпы–учёного, спотыкаясь о пни и коряги и пристально оглядывая древесные стволы на предмет опасной болезни.
– Так–так, что этот тут у нас? Плесень? Н-да, обыкновенная плесень. Ясно, запишем-с.
Он регулярно чиркал что-то в блокнот, от которого, если честно, уже тошнило. Как и от высохшего леса, и от всей этой глухой, богом забытой провинции. Но делать нечего – после прибытия он должен находиться в "отстойнике", пока приглядывающие за ним коллеги не убедятся, что переход был совершён чисто и не привлёк ничьего внимания. Так что обманчива лесная тишина – вполне возможно, что именно сейчас за ним внимательно следят чьи-то глаза.
Каждый раз он возвращался на хутор через небольшую полянку, с надеждой поглядывая на небольшое, растущее у тропинки, деревце. Опять ничего, а ведь прошла уже неделя! Если так и дальше пойдёт, придётся вернуться на исходные и разрабатывать новую точку переброски. Интересно, что не так? Неужели слежка? Чушь, паранойя. В такой глуши срисовать "хвост" – раз плюнуть. Надо подождать, просто подождать. Не думая о том, что от тебя не зависит.
Дни на хуторе тянулись однообразно. Утром – лес, вечером – беседы под рюмочку домашней настойки. До критического срока оставалась пара дней. Похоже, пора было паковать вещички. Где же он прокололся? Чем не угодил местному "регионалу"?
Деревья, деревья, снова деревья. Иногда он жалел, что не нашёл в лесу следов древесной чумки. А иногда ловил себя на мысли, что готов сам распылить в чаще губительный фитовирус, чтобы не лазить больше по корягам. Чёрт его дёрнул уйти со службы. Чёрт его дёрнул связаться с Отделом!