Трудно быть папой, или Веселые будни семьи Борджиа

Хуан Борджиа (он же Хуан де Борха, он же Джованни Борджиа, он же, если кому-то больше так нравится, Джованни де Борха, хотя последний вариант – наиболее странный из предложенных) вернулся из Испании во всем подобающем его положению великолепии. Подобающее великолепие, по его мнению, – это когда даже конь почти целиком покрыт золотом, не говоря уже о самом всаднике. Сколько он тем конем затоптал зазевавшихся пешеходов, двигаясь с недозволенной скоростью по территории Испании и Италии, в статистику происшествий не вошло. Ну, может, какой молоденький, неопытный и не получивший от старших товарищей необходимых инструкций инспектор Санта Эрмандады и пытался его остановить и оштрафовать за превышение скорости, но этот су… извините, чуть не вырвалось, папский сын «жестом показал, что его зовут Хуан» и спокойно проследовал дальше. Он вообще считал, что ему все можно, а если вдруг что-то случайно нельзя, то все равно можно, потому что папа отмажет. А что, нормальная мажорская логика, преспокойно дожившая до наших дней и вовсю применяющаяся в том числе на дорогах нашей родины.

Неумеренное чувство собственного величия подпитывалось у Хуана не только тем, что он был сыном папы римского, но и наличием титула герцога Гандийского и родственных отношений с королевской семьей: супруга Хуана, донья Мария Энрикес, приходилась кузиной королю Арагона Фердинанду. То есть он был не последний испанский гранд – «уж и щеголь, уж и франт! В каждом ухе по брильянту – чем тебе не вариант!» (Л. Филатов). Конечно, не за красивые глаза юного Борджиа взяли в знатнейшую испанскую семью и не за выдающиеся военные и управленческие заслуги вручили ему герцогство. Просто папа, как мы помним, в свое время постарался на дипломатической ниве, оказывая услуги Католическим королям Фердинанду и Изабелле. И вообще Испанию не обходил попечением еще с ранних лет своей церковной карьеры.

В общем, прибыл этот прекрасный молодой человек, по уши в золоте и титулах, в Рим, но не только для того, чтобы сорить деньгами, бухать и девок портить (хотя это основное), а и сделать что-то полезное для семьи. Например, матери картошки привезти и завалившийся забор у ее палаццо поправить

зачистить Папскую область от мятежной семейки Орсини. Тем более, кстати вспомнился тот факт, что Орсини владели своими замками не по праву собственности, а как викарии (то есть наместники) папы римского. Сами-то Орсини (да и другие викарии) расценивали это как простую формальность, но формальностью это было, пока броня дома Орсини была крепка. А как только их конкуренты усилились, появился повод освободить папских викариев от занимаемой должности и замков в связи с утратой доверия. Освободить-то, конечно, можно, но они же не отдадут, гады. Вот Хуану и поручили это мероприятие, предварительно вручив титул гонфалоньера церкви и заранее передав во владение все замки Орсини, которые удастся завоевать. Для стимула.

Честно сказать, назначение Хуана было скорее имиджевым. Папа с головой дружил и не питал иллюзий относительно способностей своего дитятка, поэтому и послал с Хуаном опытного полководца Гвидобальдо Монтефельтро, герцога Урбинского. Негласно предполагалось, что герцог Урбинский будет воевать, а герцог Гандийский – и тоговать мордой на фоне развевающихся папских штандартов и забирать себе отвоеванные замки. А что, нормальный расклад в условиях непотизма и фаворитизма. Всегда это именно так и работает.

Сначала все шло хорошо. Удалось взять с десяток замков, принадлежащих Орсини. Хуан упивался победой (и не только), пока войско не подошло к стенам замка Браччано, главного оплота Орсини, который оборонял родственник покойного Джентиле Вирджинио – кондотьер Бартоломео д’Альвиано. Сдаваться бравый кондотьер совершенно не собирался, а вот намылить шею всяким выскочкам типа Борджиа был совсем не против.

А тут еще герцог Урбинский взял больничный в связи с ранением, ушел в свой шатер и отключил телефон, чтобы его не доставали просьбами о консультации. Пытливые взоры солдат обратились на Хуана: мол, ты мастер полководец, ты и думай. Давай, командуй, чего делать-то? Чего делать – этого Хуан не знал. Никто же не мог предположить, что ему и в самом деле придется командовать войском. Спросить совета у нижестоящих чинов – западло: он же велик! Будет он еще советы от всякой шелупони слушать. Вот и слонялся вокруг Браччано, оправдывая свое бездействие тем, что гранаты у д’Альвиано не той системы и вообще хорошо бы еще артиллерии под стены подогнать, о чем так и написал в Рим.