Трудно быть папой, или Веселые будни семьи Борджиа

Внимание! Выполнено профессионалами! На корпоративах не повторять! Тем более какие сейчас корпоративы… На семейных торжествах, само собой, тоже не рекомендуется, если ваша фамилия не Борджиа. Консервативные родственники вас просто не поймут.

А вот вякать что-то против деяний Борджиа вообще и Чезаре в частности стало совсем небезопасно. Один, говорят, довыступался.

«А когда Чезаре автору, что-то написавшему против него, отрезал сначала руку, потом – язык, а потом велел пришить отрезанный язык к мизинцу отрубленной руки и выставить все это напоказ, Святой Отец с ноткой извинения говорил, что его сын всем хорош, но еще не научился не обращать внимание на оскорбления».

Нет, бывает, конечно, что почитаешь в интернете комментарии каких-нибудь альтернативно одаренных граждан, так немедленно хочется взять пример с Чезаре и поступить прямо по его методичке. Потом вспоминаешь, какой век на дворе и какие гуманистические ценности уже завоеваны человечеством, и стараешься работать над собой и брать пример уже не с Чезаре, а с его мудрого папеньки: вообще забить на то, что о тебе говорят и пишут, просто делать то, что считаешь нужным. Получается, надо сказать, с переменным успехом.

А торжества по случаю помолвки прекрасной папиной дочки продолжались, и Чезаре принимал в них живейшее участие. Например, встречал делегацию из Феррары, приехавшую сопроводить мадонну Лукрецию к новому месту жительства. Чезаре обнял главу делегации кардинала Ипполито д’Эсте, брата жениха, и, расчувствовавшись, назвал его своим новым братом. «А старого ты куда дел?» – мог бы поинтересоваться Ипполито, не будь он таким же моральным уродом, как и Чезаре, со склонностью относиться к своим братьям немного не так, как того требует христианское вероучение. С «возлюби ближнего своего» у кардинала тоже были некоторые проблемы, об этом речь еще впереди.

Состоялось торжественное бракосочетание по доверенности, а потом Лукреция с великой пышностью отправилась ко двору своего нового супруга. Приняли ее новые родственники хорошо, потому что держать себя она умела: манеры там, воспитание, помноженные на обаяние, унаследованное от обоих родителей – мамы-куртизанки и папы-священника. Только золовка, Изабелла д’Эсте, маркиза Мантуи, все выделывалась: не пара, мол, моему брату эта дешевка. Выделываться она, конечно, могла, а вот изменить положение вещей – нет. Лукреция стала женой наследника, а потом и герцогиней Феррары. И известность приобрела, и уважение, и почет. Да еще и с мужем Изабеллы роман закрутила, так ей и надо. Так что тут еще разобраться надо, кто у нас Примадонна Возрождения, а кто кошка драная с помойки.

Кстати, неравнодушные граждане не забыли написать папе, что его новый зять в брачную ночь не посрамил чести Феррарского герцогства и доказал супруге свою мужскую доблесть три раза. И это точно, потому что официальные лица толпой подслушивали из соседней комнаты, а кое-кто из них, видимо, подглядывал. Папа, уже привыкший получать письма подобного содержания, и бровью не повел. Тем более – что те три раза по сравнению с восемью, которые в свое время Чезаре выдал супруге оптом, прежде чем через короткое время навсегда исчезнуть из ее жизни.

Устроив светлое будущее дочки и сестры, папа и Чезаре вернулись к обсуждению дальнейших планов. Потому как не все еще завоевано и не все враги достаточно прищучены. Даже города Романьи, обозначенные в проекте завоеваний как первоначальные цели, еще не все освоены. И вообще душа требует широкого размаха. Чезаре аж копытом бил, до того ему хотелось «саблю, да коня, да на линию огня». Папа, разумеется, не стал его ограничивать себе дороже выйдет

. Так что папского сына в очередной раз ждали великие дела. Только и исключительно великие! К невеликим делам он даже приступать теперь брезговал.

* * *

На том этапе своей творческой деятельности Чезаре все внимательнее посматривал на Флорентийскую республику. Подмять под себя Флоренцию – это было бы перевыполнение первоначального производственного плана на сто двадцать процентов. Согласитесь, неплохие показатели. Но Флоренцию военным напором не возьмешь. Флоренция была вообще не про войну, Флоренция была про деньги. То есть платила, чтобы ее не трогали. Во время описываемых событий платила она Франции, и французский король никак бы не позволил Чезаре зарезать курицу, несущую ему, королю, золотые яйца. Беда в том, что у Франции и Испании началось некоторое недопонимание из-за неровно попиленного неаполитанского королевства и Франции временно стало не до Флоренции с ее проблемами. Тут-то Чезаре и подсуетился, примеряясь с ножичком к этой самой «курице» – впрочем, без лишнего шума и до поры до времени отрицая свою активную роль в деле нагибания непокорных флорентийцев.