Трудный поиск. Глухое дело

Вспомнив, сколько унизительных минут пришлось пережить, чтобы добиться этой встречи, и сознавая, что уходит ни с чем, Игорь Сергеевич мог только снова и снова ударять разъяренным кулаком по равнодушным лестничным перилам.

20

Антошку с детства окружали люди, говорившие и спорившие о воспитании детей. Она привыкла к таким разговорам, понимала их важность, но, как все привычное, они ей давно наскучили. У нее было полно своих забот, а студенты, которые ухаживали за ней в университете, уже вышли из того возраста, когда им нужна была помощь общественности.

Она была еще школьницей, когда Анатолий привел к ним Катю и представил как свою жену. Вот тогда еще Антошку резануло такое неожиданное и острое чувство ревности, что она заснула в слезах. После, догадавшись по обрывкам разговоров, что Анатолий в семейной жизни несчастлив, она еще больше возненавидела Катю.

Хотя Анатолий обращался с ней как с девчонкой и не замечал ни ее долгих взглядов, ни тяжелых вздохов, хотя он не ухаживал за ней, не острил, не старался казаться умным и ласковым — он был лучше всех, даже не лучше, а совсем другой, несравнимый.

После объяснения с матерью она замкнулась, при Анатолии почти совсем не улыбалась и не разговаривала, чего он опять же не замечал. А в последнее время то ли Ольга Васильевна ему намекнула, то ли дела у него так сложились, но приходил он совсем редко, и, как назло, когда Антошки не было дома.

Расплачивался за все Илья Гущин. Разговаривала она с ним как с опальным фаворитом, слова цедила сквозь зубы, щурилась мимо него на каких-то хлыщей. А когда он высказался по поводу коротких платьев, что его смешит «такая примитивная форма завлечения самцов», она подрезала юбку еще на три сантиметра и сказала ему: «Зато ты больно сложен, так и готов распустить свои лапы». А это было совсем несправедливо. Даже за плечи он ее ни разу не обнял, как это походя делали другие, а если и протягивал к ней руки, то только для того, чтобы помочь надеть пальто или подсадить в автобус. Он стал ее побаиваться, смотрел издали тоскующими глазами, а дома у них беседовал только с Ольгой Васильевной.

Вскоре надвинулись экзамены, но вместо того чтобы думать о премудростях, заключенных в толстых учебниках, она ломала голову над тем, как встретиться с Анатолием и как держать себя с ним, чтобы этот бездушный чурбан понял наконец силу ее любви.

Заставая иногда Анатолия за беседой с Ольгой Васильевной, она теперь не выражала радости, не требовала его внимания, старалась быть серьезной. Она вслушивалась в каждое его слово, но, по правде говоря, ничего не слышала, думала в это время о своем и только следила, как меняется выражение его лица. Иногда по давней привычке, оставшейся с тех пор, когда она была совсем маленькой, он протягивал руку к ее шее и щекотал ямку на затылке. Она притворялась, что не чувствует его руки, и боялась шевельнуть головой, чтобы не спугнуть его.

Ей хотелось убедить Анатолия, что она, в отличие от Кати, разделяет его интересы, тревожится его заботами и всегда готова прийти на помощь. Но убедить можно было только делом. А какое дело могло приобщить ее к работе Анатолия в изоляторе?

Помог случай. Антошка зашла в комитет комсомола по пустяковому делу и застала Илью за странным занятием. Он сидел над какой-то длинной ведомостью и орудовал конторскими счетами — долго нацеливаясь в каждую костяшку и потом медленно проталкивая ее толстым пальцем. Трое других копались в бумажках и тоже считали с видом заправских канцеляристов.

— Привет клеркам! — бойко поздоровалась Антошка.

Илья как раз в этот миг заменял на счетах целый столбец единиц одной десяткой и, услышав ее голос, запутался. Они уже дня четыре не виделись, и ее появление Илья принял, как дар судьбы. Шутливое приветствие прозвучало приглашением к примирению. Скрывая радость, Илья поморщился.

— Заела проклятая цифирь. Ты не сильна в арифметике?

— А что вы считаете, мальчики?

— Мы такие же мальчики, как и клерки, — строго заметил один из парней, не отрываясь от записей. — Кстати, рядом есть еще одна комната, там тоже интересно.

Испугавшись, что Антошка обидится и исчезнет, Илья поднялся, расправил спину и потянулся.

— Я, ребята, мозги отсидел, пойду подышу. Скоро вернусь.

Он вышел вместе с Антошкой.

— Лагерные сметы замучили, — сказал Илья, чтобы как-то оправдать грубость своего приятеля. — Считаем, считаем...

— Какой лагерь?

— Я тебе рассказывал — спортивно-трудовой. Для самых отпетых ребят нашего района.

Антошка вспомнила давнишний, не заинтересовавший ее разговор.

— Мамина идея?

— Идея, Антоша, плавала на уровне глаз. Но поскольку мамины идеи дуют нам в спины, можешь считать и ее причастной к этому лагерю.

Илья был рад — они опять шагают рядом, говорят о близких обоим вещах, и Антошка слушает с явным интересом.

— Когда-нибудь все войдет в службу Омза, — продолжал он. — И спортивные лагеря, и детские дома, и пионерские дворцы. Все разрозненные звенья свяжутся в одну цепочку. А пока я буду представлять пост Омза на одном необитаемом острове.

— В Тихом океане есть чудесные острова, могу дать адрес.