Труп в библиотеке. Отравленное перо. Пять поросят. Час зеро

— Да, но вы только что сказали, что не верите тому, что вам говорят. И вы совершенно правы. — В словах миссис Бэнтри зазвучали горькие нотки. — Я же не такая дура, Джейн. Я ведь знаю, что болтают в Сент-Мэри-Мид, да и по всему графству. Говорят, что дыма без огня не бывает — раз девушку нашли в нашей библиотеке, то не может быть, чтобы Артур совсем ничего о ней не знал. Одни твердят, что она была его любовницей, другие — что это era внебрачная дочь и что она его шантажировала. Какой только ерунды не приходит в их глупые головы! И этим пересудам теперь не будет конца. Поначалу Артур, конечно же, не поймет что к чему. Милый мой дурачок просто не поверит, что люди могут говорить о нем такие гадости. Сначала на него будут просто косо смотреть (неважно почему!), а потом и вовсе начнут сторониться. Постепенно он все поймет и… и ужаснется. Оскорбленный до глубины души, он замкнется в себе, как устрица в своей раковине, и будет молча страдать. Ведь я его хорошо знаю. И вот, представив себе это, я примчалась сюда, чтобы выяснить все, что только возможно. Это убийство должно быть раскрыто! Иначе жизнь Артура превратится в ад. Но я этого не допущу! Ни за что!

Помолчав, она повторила:

— Я не допущу, чтобы Артур терпел такие муки за преступление, которое не совершал. Только поэтому я решилась оставить его одного и приехала в Дейнмут, чтобы докопаться до истины…

— Знаю, дорогая, — сказала мисс Марпл. — Именно поэтому здесь и я, с вами.

Глава 14

1

В тихом гостиничном номере Эдвардс почтительно внимал сэру Генри Клитерингу.

— Эдвардс, я хотел бы задать вам несколько вопросов, но прежде вы должны уяснить, почему я здесь и каковы причины, мною двигающие. Когда-то я был комиссаром полиции в Скотленд-Ярде. Теперь я на пенсии, то бишь лицо сугубо частное. Когда случилось это несчастье, ваш хозяин попросил меня приехать, надеясь, что мои знания и опыт помогут установить истину.

Сэр Генри замолчал.

Эдвардс, не сводя с него своих поблекших умных глаз, наклонил голову и сказал:

— Я вас слушаю, сэр Генри.

Клитеринг снова принялся его обрабатывать.

— При расследовании преступлений много информации утаивается и не доходит до следствия — по разным причинам. Кто-то не хочет предавать огласке семейные тайны, кто-то считает, что известные ему сведения не имеют отношения к делу, а кто-то не желает ставить своих знакомых или хозяев в неловкое положение.

Эдвардс наклонил голову в другую сторону и повторил:

— Слушаю вас, сэр Генри.

— Я полагаю, Эдвардс, что вы успели разобраться в деталях. Покойная должна была вскоре стать приемной дочерью мистера Джефферсона. Говоря теоретически, имелись и те, кто был заинтересован в том, чтобы этого не произошло, их двое — мистер Гаскелл и миссис Джефферсон.

В глазах у камердинера мелькнул огонек.

— Позвольте спросить, сэр, они что, на подозрении у полиции?

— Нет, арест им не грозит, если вы это имеете в виду. Но они так или иначе должны быть под подозрением до тех пор, пока не прояснятся все обстоятельства дела.

— Неприятное для них положение, сэр.

— Весьма неприятное. Чтобы добраться до истины, нужно знать абсолютно все факты, так или иначе связанные с этим делом. Многое могло бы проясниться, если бы я знал, как восприняли убийство Руби сам мистер Джефферсон и члены его семьи: что они говорили, как вели себя, как выражали свои чувства и какими словами, как они относятся друг к другу. Я хотел бы получить эти сведения от вас — как бы изнутри. Ведь подобные тонкости понятны только вам. Вы видели вашего хозяина в самом разном расположении духа. Наблюдая за переменами его настроения, вы, очевидно, знаете, что могло послужить их причиной. Я спрашиваю вас не как полицейский, а как друг мистера Джефферсона. Иными словами, обещаю вам, что я не передам полиции ничего, что, по моему мнению, не относится к делу.

Он умолк, и Эдвардс тихо сказал:

— Понимаю, сэр. Вы хотите, чтобы я без утайки рассказал вам все, что при обычных обстоятельствах мне не следовало бы говорить, а вам — прощу прощения, сэр, — слушать.

— Вы очень умный человек, Эдвардс. Именно это я и хотел сказать.

Довольно долго Эдвардс не решался начать, но потом стал рассказывать:

— Конечно, я знаю мистера Джефферсона довольно хорошо. Я служу у него уже несколько лет и имел возможность наблюдать его в разные моменты его жизни — и в самые счастливые и в самые трагические. Иногда, сэр, я спрашиваю себя, хорошо ли это так вот воевать с судьбой, как это делает мистер Джефферсон. Это отнимает у него столько сил… Если бы хоть иногда он позволял себе отступить, побыть несчастным, одиноким, сломленным стариком, ему было бы легче. Но куда там! Он слишком горд! Сражаться до конца — вот его девиз. Но такие штуки никогда не проходят даром, сэр Генри. У него расшатаны нервы. Он кажется веселым и добродушным. Но мне довелось видеть его в минуты гнева, когда он не мог слова вымолвить от ярости. И единственное, что могло довести его до такого состояния, — это ложь…

— Вы ведь неспроста это говорите, Эдвардс?

— Ваша правда, сэр. Вы просили рассказывать все без утайки, не так ли?