Труженики моря

Впрочем, сьер Клубен не был горд; он не гнушался знать в лицо мошенников. Он даже доходил до того, что иногда знал их лично, здоровался с ними на улице и жал им руку. Он говорил по-английски и по-испански с контрабандистами. Он объяснял свое странное поведение в этом отношении различными изречениями: «Можно извлечь добро из знакомства со злом». «Кормчий должен зондировать пирата, ибо пират подводный камень». «Я пробую мошенника, как доктор пробует яд». — На это нечего было отвечать. Все оправдывали капитана Клубена. Ничто не могло его скомпрометировать. Что бы ни сделал Клубен, все было хорошо и относилось к его добродетели. Его непогрешимость была единодушно всеми признана. Кроме того, он очень ловкий человек, говорили про него, — и многие его знакомства, которые скомпрометировали бы другого человека, только упрочивали за ним славу ловкого, смышленого человека.

Сьер Клубен принадлежал к категории людей, которые могут беспрепятственно входить в рассуждения с бандитами и мазуриками. Мимо идущие честные люди понимают, зачем это делается, и подмигивают им в знак удовольствия.

«Тамолипа» кончила нагрузку и готовилась к отплытию.

В один из вторников, вечером, «Дюранда» вошла в С<ен->Мало еще засветло. Сьер Клубен, стоя на палубе, руководил входом в гавань и увидел двух разговаривавших людей возле Малой Бухты, на песчаной отмели, между двумя скалами, в очень уединенном месте. Он навел на них подзорную трубу и узнал одного из них. Это был капитан Зуелла. Он, кажется, узнал и другого.

Этот другой был очень высок и с проседью. На нем была шляпа с широкими полями и длинная, степенная одежда друзей (квакеров). Он скромно опускал глаза.

Придя в трактир «Жан», сьер Клубен узнал, что «Тамолипа» намеревается выступить в море дней через десять.

Впоследствии оказалось, что он наводил еще кое-какие справки.

В сумерках он зашел к оружейнику в улице Св. Викентия и сказал ему:

— Знаете вы, что такое револьвер?

— Да, — отвечал оружейник, — американская штука.

— Это пистолет, возобновляющий свою речь.

— В самом деле: он может спросить и ответить.

— И заставить замолчать.

— Правда, господин Клубен. У него вращающееся дуло.

— И пять или шесть пуль.

Оружейник приподнял край губы и испустил легонький свист, что вместе с покачиванием головы выражает, как известно, удивление.

— Славная штука, господин Клубен. И, должно быть, пойдет в ход.

— Я желал бы приобрести шестиствольный револьвер.

— У меня таких нет.

— Как нет? У вас, у оружейника?

— Я еще не заводил этого товара. Во Франции все еще делают только пистолеты.

— Черт возьми!

— Револьверов вовсе нет в продаже.

— Черт возьми!

— У меня есть отличные пистолеты.

— Я хочу револьвер.

— Оно, конечно, выгоднее. Но постойте…

— А что?

— Да кажется, что в С<ен->Мало можно купить такую штуку, по случаю.

— Револьвер?

— Да.

— И продается?

— Да.

— А где?

— Я, кажется, знаю, где. Я справлюсь.

— Когда вы можете дать мне ответ?

— По случаю. Но отличный!

— Когда же мне прийти за ответом?

— Уж если я вам достану револьвер, можете быть уверены, что он будет хорош.

— А когда вы мне дадите ответ?

— В следующий приезд.

— Только не говорите, что для меня, — сказал Клубен.

XXXIV

Сьер Клубен нагрузил «Дюранду» множеством быков и несколькими пассажирами и, как всегда, выехал из С<ен->Мало в пятницу утром.

В эту же самую пятницу, когда пароход был в открытом море и капитану можно было отлучиться на несколько минут с своего поста, Клубен вошел в каюту, заперся в ней, вытащил из угла дорожный мешок, положил свое платье в мягкое отделение, а в твердое поклал сухарей, несколько коробок с консервами, несколько фунтов какао в плитках, хронометр и подзорную трубу, запер мешок и пропустил в ушки приготовленный кабельтов, чтобы иметь возможность вздернуть его в случае надобности; потом он спустился в трюм, прошел в канатный кубрик и возвратился оттуда с канатом с узлами и железными крючьями, которые употребляются конопатчиками на море и ворами на суше. Они помогают взбираться на крутизны.

Прибыв в Гернсей, Клубен отправился в Тартевалль и пробыл там тридцать шесть часов. Он взял с собой мешок и узловатую веревку и не принес их обратно.

Скажем раз навсегда, что Гернсей, о котором идет речь в этой книге, — древний Гернсей, остатки которого можно разве найти в деревнях. Там он еще жив, но в городах его нет и помину. Это замечание следует отнести и к Джерсею. Благодаря прогрессу, благодаря удивительной предприимчивости маленького отважного населения этих островов, все изменилось на Ламаншском архипелаге за последние сорок лет. Везде, где был мрак, — теперь свет. Сделав эту оговорку, мы можем продолжать.