Читаем Труженики моря полностью

Мертвенная неподвижность скелета и крабов слегка колебалась вследствие отражения подземных вод, трепетавших на этой окаменелости. Крабы как будто оканчивали пир. Ничего не могло быть страшнее этих мертвых гадов на этой мертвой добыче.

У Жилльята перед глазами была кладовая пьевры.

Мрачное видение. Фактическое подтверждение неумолимости внешней природы. Крабы съели человека, пьевра съела крабов.

Около трупа не было никакого признака одежды. Должно быть, его поймали голым.

Жилльят принялся осторожно и внимательно снимать крабов с человека. Кто был этот человек? Скелет удивительно хорошо сохранился, точно анатомический препарат; все мясо было снято, не оставалось ни одного мускула, а все кости были целы. Если б Жилльят знал в этом хоть на волос толку, он не мог бы не подивиться. Если б этот скелет не подернуло местами зеленью водорослей, он казался бы как из слоновой кости. Хрящевые части были отчетисто вычищены и все до одной целы.

Труп был как бы зарыт под мертвыми крабами; Жилльят разрывал его.

Вдруг он проворно нагнулся.

Он заметил вокруг позвоночного столба какую-то повязку.

То был кожаный пояс, очевидно, стягивавший человека при жизни.

Кожа заплеснела. Пряжка заржавела.

Жилльят потянул за пояс. Позвонки удерживали, и он должен был порвать их, чтобы достать его. Пояс оказался совершенно целым. Вокруг него начинала образовываться кора из раковин.

Он ощупал его и почувствовал внутри что-то твердое и четырехугольное. Расстегнуть пряжку не было никакой возможности. Он разрезал кожу ножом.

В поясе оказался маленький железный ящичек и несколько золотых монет. Жилльят насчитал двадцать гиней.

Железный ящичек был старинной матросской табакеркой на пружине. Он так сильно заржавел, что пружина не действовала.

Нож снова вывел Жилльята из затруднения. Он засунул оконечность его в скважину крышки и открыл ее.

Там оказались какие-то бумажки.

Маленькая пачка очень тоненьких листков, сложенных вчетверо, лежала на дне ящичка. Листки эти немножко отсырели, но не попортились. Ящичек, герметически запертый, предохранил их. Жилльят их развернул.

Это были три банковые билета, в тысячу фунтов стерлингов каждый; что составляло вместе семьдесят пять тысяч франков.

Жилльят уложил их снова в ящичек, прибавил к ним двадцать гиней и закрыл ящик как можно тщательнее.

Он принялся разглядывать пояс.

Кожа, когда-то лакированная снаружи, внутри была неотделанная. На этом темном фоне виднелось несколько букв, выведенных черными, жирными чернилами. Жилльят прочел: Сьер Клубен.

XXXIV

Жилльят вложил ящик в пояс, а пояс опустил к себе в карман.

Остов он предоставил крабам, с мертвой пьеврой под боком.

Пока Жилльят возился с пьеврой и со скелетом, прилив затопил входное отверстие. Жилльят, чтобы выйти, должен был нырнуть под арку. Он сделал это без труда, потому что знал местность и отличался в морской гимнастике.

Нетрудно угадать драму, произошедшую там десять недель тому назад. Одно чудовище поглотило другое. Пьевра схватила Клубена и утопила; крабы съели его. Волна втолкнула его в подвал, где его и нашел Жилльят.

Жилльят подбирал по дороге ежей и раковин<ы>, он старался поужинать поплотнее перед отъездом. Ничто больше не удерживало его. Жилльят решился уехать на другой день. Надобно было сохранить на ночь перегородку между скалами, в ограждение от прилива; но утром Жилльят рассчитывал разобрать эту изгородь, вывести «Пузана» из Дувров и пуститься на парусах к С<ен->Сампсону. С юго-востока дул именно такой ветер, какой был ему необходим.

Была первая четверть майской луны, дни стояли длинные.

Когда Жилльят, удовлетворив требованиям желудка, возвратился в Дуврский пролив, где был «Пузан», солнце село, сумерки освещало слабое мерцание молодого месяца; прилив был в полной силе. Машина на «Пузане» была покрыта слоем соли, нанесенной морскою пеной и белевшей при лунном свете.

Это напомнило Жилльяту о том, что буря должна была бросить в «Пузана» много дождевой и морской воды и что, если он хочет уехать на другой день, надобно опорожнить барку.

Уходя с «Пузана» на охоту за крабами, он убедился, что в киле было около шести дюймов воды. Это можно было выкачать и черпалкой.

Но, возвратясь на барку, Жилльят вздрогнул от ужаса. В «Пузане» прибыло воды на два фута.

Страшный вопрос: в «Пузане» была, стало быть, течь?

Он мало-помалу наполнялся в отсутствие Жилльята. При таком грузе двадцать дюймов воды были сущей погибелью. Еще немного, и он пойдет ко дну. Если б Жилльят вернулся часом позже, он не нашел бы, вероятно, поверх воды ничего, кроме трубы и мачты.

Нельзя раздумывать ни одной минуты. Надобно отыскать путь воды, заткнуть его, опорожнить барку или, по крайней мере, облегчить ее. Помпы «Дюранды» потерялись во время крушения. Жилльят должен был удовлетвориться черпалкой «Пузана».

Прежде всего отыскать путь воды. Это самое главное.

Жилльят принялся за дело немедленно, не дав себе времени переодеться. Он не чувствовал ни голода, ни холода.

«Пузан» продолжал наполняться. Хорошо, что не было ветра. Малейшее движение погубило бы его.

Луна закатилась.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза