Труженики моря

Вот что такое эта встреча, всегда возможная в приморских скалах.

В воде колеблются сероватые очертания, толщиною в руку, длиною около полуаршина, точно тряпка, точно закрытый зонтик без ручки. Этот лоскут подвигается к вам мало-помалу. Вдруг он развертывается, восемь лучей мгновенно вытягиваются вокруг лица с двумя глазами; эти лучи, или спицы, живут, шевелятся и пламенеют; это род колеса; раскрытые, они имеют от четырех до пяти фут в диаметре. Все это бросается на вас.

Чудовище липнет к своей жертве, покрывает ее, обвивает ее своими длинными лентами. Снизу оно желтое, сверху землянистого цвета; ничто не в силах дать понятие об этом невыразимом пыльном оттенке; точно животное сделано из пепла и живет в воде. Это паук по форме и хамелеон по цвету. Оно становится фиолетовым от раздражения. И ужасно то, что оно мягко.

Узлы его связывают; прикосновение парализует.

Оторвать его нет возможности. Оно плотно прилегает к жертве. Каким образом? Пустотою. Восемь рожков, широких у основания, утончаются постепенно и заканчиваются иголками. Под каждой из них тянутся параллельно два ряда трубочек, около головы толстых, к хвосту маленьких. В каждом ряду по двадцати пяти; на каждый рожок приходится по пятидесяти трубочек, а на всем животном их четыреста. Эти трубочки действуют совершенно как кровососные банки.

Это чудовище моряки называют восьминогом, наука называет кефалоподом, а легенда — кракеном. Английские матросы зовут его — «черт-рыба» или «кровопийца» Blood-Sucker. На островах Ламанша его называют пьеврой.

Он очень редко попадается на Гернсее, очень мал на Джерсее, очень велик и довольно часто встречается на Серке.

Эстамп издания Бюффона Соннини представляет кефалопода, сжимающего фрегат. Денис Монфор думает, что восьминог может затопить судно. Бори-Сен Винцент отрицает это, но подтверждает, что в наших краях, в верхних широтах, он нападает на человека. Ступайте в Серк, вам покажут возле Брекк-Ху впадину, где несколько лет тому назад пьевра захватила и затопила рыбака, ловившего омаров. Перон и Ламарк ошибаются, сомневаясь в умении восьминога плавать, так как у него нет плавников. Пишущий эти строки видел своими глазами на Серке, в погребе, называемом Лавочками, пьевру, преследовавшую вплавь купавшегося человека. Ее убили, смерили и нашли в ней четыре английских фута ширины и до четырехсот сосков. Умирающее животное судорожно выталкивало их из себя.

Эта отвратительная морская хищница кроется всегда в самой ясной лазури прозрачной воды. И ужасно, что она приближается совершенно незаметно. Почти всегда ее замечают только тогда, когда она уже обхватит своими ремнями.

Ночью, однако, она становится фосфорической. Эта гадина плавает и ходит. Она немножко рыба и немножко пресмыкающееся. Она ползает по морскому дну, на своих восьми ножках, как ходомерка.

У нее нет костей, нет крови, нет мяса. Она плоска. Внутри у нее нет ровно ничего. Это — кожа. Ее восемь оконечностей можно вывернуть, как пальцы перчатки.

У нее одно только отверстие, на самой середине. Это отверстие в одно и то же время служит и для принятия пищи и для извержения вон ее остатков.

Все животное — холодно.

Ничего не может быть гаже прикосновения этого оживленного студня, окружающего пловца. Руки вязнут в нем, — что-то тягучее и липкое проходит у вас между пальцами; но ничто не может сравниться с внезапным появлением пьевры, Медузы, вооруженной восьмью змеями.

Ничто не может уподобиться объятию кефалопода.

Точно пневматическая машина. Вы имеете дело с пустотой. Ни ударов ногтей, ни укуса зубов; точно вам насекает кожу рожок. Укушение страшно, но не так, как сосание. Когти ничто перед кровососным снарядом. Мускулы ваши распухают, фибры напрягаются, кожа трескается под омерзительным напором, кровь брызжет и смешивается с лимфой моллюска. Животное льнет к вам тысячью ртами; гидра сливается, смешивается с человеком. Вы составляете одно целое. Тигр может съесть вас; восьминог — о мерзость! — высасывает вас. Он втягивает вас в себя, и, связанные, обессиленные, вы чувствуете себя медленно переливаемым в отвратительный мешок чудовища.

XXXII

Таково было существо, которому принадлежал Жилльят уже несколько минут.

Чудовище жило в гроте.

Месяц тому назад, когда Жилльят в первый раз проник в грот, черные очертания, замеченные им в складках темной воды, — была пьевра.

Там она была дома.

Когда Жилльят, войдя во второй раз в этот погреб в погоню за крабом, заметил трещину, где он думал, что краб скрылся, в трещине оказалась пьевра настороже.

Жилльят засунул руку в трещину; пьевра поймала его.

И держала крепко.

Он был мухой этого паука.

Жилльят был в воде по пояс, руки его судорожно цеплялись за круглые, скользкие голыши, правая рука и туловище, сдавленные плоскими свертками ремней пьевры, почти исчезали под складками и перекрестами страшного бандажа.

Из восьми рук пьевры три держались за скалу и опять прильнули к Жилльяту. Таким образом, она приковывала и Жилльята к скале. На Жилльяте было двести пятьдесят кровососных рожков.