Царь Алексей Тишайший

Но что могло помешать царскому воспитателю сразу осуществить задуманное дело? Неужели боярин Борис Иванович так мало щадил чувства своего воспитанника? Ведь он должен был предвидеть, каким ударом станет для того отмена свадьбы с Евфимией Всеволожской! Боярину Морозову потом даже пришлось отвлекать царя как ребенка (а кем тот еще был в свои 17 лет?) его любимым занятием — медвежьей охотой. Уже на следующий день после планировавшейся, но несостоявшейся свадьбы, в понедельник 15 февраля 1647 года, царь отправился со своими приближенными прочь из Москвы. Вряд ли при этом обошлось без поиска виноватых. Например, царских родственников Стрешневых, дядю по матери и кравчего Семена Лукьяновича Стрешнева, вскоре обвинили в «волшебстве»^{73}. Русские люди тогда серьезно воспринимали подобные обвинения, и не был ли процесс Стрешневых отдаленным следствием отмены первой царской свадьбы?

Свадьба царя Алексея Михайловича с новой избранницей, Марией Милославской, состоялась 16 января 1648 года. Милославских давно поддерживало родство с думным дьяком и главой Посольского приказа Иваном Грамотиным («Грамматиком», как писал Самуэль Коллинс)^{74}. Род Милославских происходил от дьяка великого князя Василия III Даниила Козла; к этому роду принадлежала жена дьяка Ивана Грамотина Стефанида. Когда известный деятель Смутного времени Грамотин умер в 1638 году, то его родной племянник и дед будущей царицы, Данила Иванович Милославский, был душеприказчиком своего дяди. Милославские служили по Новгороду, а после Смуты оказались среди землевладельцев Лухского уезда, где их соседями были многие влиятельные люди при дворе, например боярин князь Борис Михайлович Лыков. Грамотин, конечно, помогал Милославским строить их карьеры и участвовал в их земельных и денежных делах. Память о родстве с ним Милославских не могла быстро исчезнуть при дворе даже после смерти влиятельного дьяка. Отец царицы, Илья Данилович Милославский, в конце царствования Михаила Федоровича был отправлен в Турцию, где проявил себя умелым дипломатом в очень непростых условиях враждебных действий османов. В начале правления Алексея Михайловича он тоже исполнял ответственное поручение в посольстве в Голландию, набирая на службу офицеров-иноземцев, знатоков «ратного строя». Другие родственники Милославских (по новгородской линии рода), князья Мышецкие, тоже получали посольские служебные назначения — в Грузию. Словом, было бы очень большим преувеличением думать, что Милославские пришли «ниоткуда», хотя без родства с царем Алексеем Михайловичем они никогда бы не достигли своего могущества.

Брак царя оказался счастливым и продлился больше двадцати лет. В семье родилось 13 детей, двое из которых, Федор и Иван, как известно, взошли на трон, а их сестра, великая царевна Софья, стала последней защитницей интересов Милославских при дворе.

«На Москве продадут власть»

Бориса Ивановича Морозова постигла участь многих реформаторов: начатые им изменения были остановлены, от участия в делах его устранили. Более того, ряд его ближайших сотрудников и свойственников погибли во времена московского мятежа («гиля», или бунта) летом 1648 года. Глава «правительства» сам избежал смерти только благодаря заступничеству и просьбам (!) царя Алексея Михайловича.

Как такое могло произойти? Вряд ли справедливо предполагать, что действия восставших отвечали стремлению царя освободиться от властной опеки Морозова. Скорее они способствовали «закрытию» царя Алексея Михайловича и неприятию им в будущем вмешательства «мира» в дела власти.

Последовательность событий московского восстания 1648 года хорошо известна. Все началось со случайного происшествия во время возвращения царя Алексея Михайловича из весеннего похода в Троице-Сергиев монастырь. Дворцовые разряды датировали возвращение царя 25 мая, когда «грех ради наших учинилося межусобство от земских людей», а на следующий день случился большой пожар в Москве, начавшийся на Петровской улице, после чего выгорели «Петровка, и Дмитровка, и Тверская, и Никитская, и Арбат, и Чертолье, и посады около Москвы все без остатку погорели, и потом учинилась большая смута»^{75}. Однако более точными следует признать сведения шведского резидента Карла Поммеренинга, по донесению которого события в Москве начались не 25 мая, а 1 июня, когда челобитчики впервые окружили возвращавшийся из троицкого похода царский поезд, пытаясь получить разрешение на рассмотрение своих дел, но были разогнаны стрелецкой охраной. Беспокоить царя просьбами во время его церемониальных выездов запрещалось, но запрет был нарушен, и охрана стала теснить толпу: «и так как его царское величество не хотел сам принять прошение, а простолюдинов стали бить кнутами, то они стали бросать каменья и попали во многих знатных бояр». После этого 15 или 16 просителей, по словам Поммеренинга, были «брошены в башню»^{76}.