Царь Алексей Тишайший

Взявшись за одного настоящего мздоимца — Плещеева и «плещеевщину», восставшие в Москве люди «повалили» всё правительство боярина Бориса Ивановича Морозова. 3 июня царь Алексей Михайлович был вынужден издать указ о казни Леонтия Плещеева. Но не успели палачи вывести приговоренного из ворот Кремля к Лобному месту, как толпа отбила его и расправилась с ним самостоятельно, предав мучительной смерти. По сообщению Лейденской брошюры — первого печатного источника о событиях в Москве, изданного в Голландии, царь Алексей Михайлович вынужден был выйти к восставшим и лично уговаривать горожан, чтобы ему дали возможность самостоятельно во всем разобраться и наказать виновных: «Тогда перед общиной появился собственной персоной Его Царское Величество и, видя, что толпу не унять, стал смиренно просить, даже со слезами на глазах, чтобы ему дали всего два дня сроку, и он за это время хорошенько все обдумает и во всем их удовлетворит»^{79}. В русских летописях тоже осталось свидетельство о своеобразной присяге царя Алексея Михайловича «миру»: «…и на том государь царь к Спасову образу прикладывался, и миром и всею землею положили на его государьскую волю»

^{80}. Восставшие на время успокоились, но следом за этим «в пяти разных местах города начался ужаснейший пожар», продлившийся 13–14 часов и превративший «треть Москвы в пустынную груду пепла». Вину в поджогах молва приписала людям боярина Морозова и Траханиотова. В одном из летописцев об опустошении Москвы сказано: «Того же числа горела Москва от Неглинны до Чертолских ворот, не осталось в Белом городе ни единаго двора, толко осталось в Белом городе у Трубы около Петровскаго монастыря дворов с триста, а за городом за Чертолскими вороты все же выгорели слободы; а в Китай перекинуло с Неглинненскаго мосту, и выгорел в те поры кружечной двор весь»^{81}

.

4 июня 1648 года погорельцы и «всякие люди» снова пришли в Кремль и угрожали остаться там до тех пор, пока не будет издан царский указ о наказании других «изменников»: «и покаместь ево, великого государя, о том указ к ним будет, и они из города вон ис Кремля не пойдут и будет межуусобная брань и кровь большая з бояры и со всяких чинов людми у них у всяких людей и у всей черни и у всего народу»^{82}. Показательно, что в новых переговорах от имени царя участвовали бояре, которых не было видно раньше на первых ролях — Никита Иванович Романов, князь Никита Иванович Одоевский (зять боярина Федора Ивановича Шереметева), князь Яков Куденетович Черкасский. Им пришлось сделать еще одну уступку толпе, требовавшей теперь наказания виновных в большом пожаре. Царь Алексей Михайлович велел казнить Траханиотова «перед миром» «на Пожаре» (Красной площади) по обвинению в «измене и за московский пожег»

^{83}. Выдав на казнь сначала Плещеева, а потом Траханиотова, царь Алексей Михайлович спасал от расправы боярина Бориса Ивановича Морозова. Но для этого пришлось согласиться с требованием его полного устранения отдел. В летописи еще раз упоминалось о своеобразном договоре царя Алексея Михайловича с «миром»: «А тово Бориса Морозова государь царь у миру упросил, что ево сослать с Москвы в Кирилов монастырь на Белоозеро, а за то ево не казнить, что он государя царя дятка, вскормил ево государя. А впредь ему Борису на Москве не бывать и всему роду ево Морозовым нигде в приказех у государевых дел, ни на воеводствах не бывать и владеть ничем не велел. На том миром и всею землею государю царю челом ударили и в том во всем договорилися»^{84}

.

Самые острые дни с «невежливым» давлением на царя, погромами и поджогами боярских и дьячих дворов, убийством «скопом» думного дьяка, казнями входивших в Боярскую думу известных мздоимцев завершились 5 июня. Но начавшийся в Москве «мятеж» на этом не остановился — ободренные успехом восставшие стали выдвигать всё новые и новые требования и объединились во имя общих целей. В большой челобитной, датируемой 10 июня 1648 года, к царю Алексею Михайловичу с новыми требованиями обратились «холопы и сироты твои» — уездные дворяне и посадские люди. «Страшный сон» власти, ибо именно эти две многочисленные группы людей могли по-своему влиять на ход дел из-за представления о правоте общего выступления людей «миром».