Новый приход Морозова к власти не устроил тех, кто с таким трудом освободился от временщика. Шведский резидент Поммеренинг зафиксировал в своих донесениях немедленно возникший резкий конфликт при дворе царя Алексея Михайловича, разрушавший праздничное настроение. 31 октября в присутствии царя князь Яков Куденетович Черкасский «весьма резко поспорил с Морозовым и другими и самовольно, без позволения его царского величества ушел из-за стола и из дворца». Даже после наказания и короткого помещения под стражу «он не захотел идти на Верх (т. е. во дворец), хотя его царское величество несколько раз посылал за ним, а говорит, что ему нечего там делать»{95}
. По сведениям Поммеренинга, речь шла об отсылке князя Якова Куденетовича Черкасского из Москвы на воеводство в Астрахань, но это уже было не столь важно: царский боярин, спасший честь царя Алексея Михайловича в мятежные июньские дни, хотел только знать, чем он «погрешил», чтобы заслужить такую немилость. Демарш боярина имел далекие последствия для его карьеры при дворе. Становилось ясно, что царю следовало сделать выбор между боярином Морозовым, чья политика уже завела царство в тупик, и другими боярами.Алексей Михайлович выбрал компромисс, поставив 1 ноября на должности, занимавшиеся ранее боярином Морозовым (о них, видимо, и шел главный спор), не князя Якова Куденетовича Черкасского и не Никиту Ивановича Романова, а своего тестя — боярина Илью Даниловича Милославского. То есть морозовское влияние в Думе сохранялось, но не напрямую, а через сравнительно нового человека, не участвовавшего в прежних политических столкновениях и к тому же близкого родственника как царя, так и Морозова. Следом, в ноябре 1648 года, было сделано два важных царских распоряжения, отвечавших летним требованиям восставших посадских людей и уездных дворян и детей боярских. Только что пожалованному в бояре князю Юрию Алексеевичу Долгорукому (25 ноября) поручили провести сыск «закладчиков» в столице и по городам, а 28 ноября в уезды Русского государства были отправлены специальные «разборщики» с наказом провести общий смотр служилых «городов». Речь шла о раздаче жалованья почти 26 500 уездным дворянам и детям боярским из 80 уездов, служившим в поместной коннице — основе войска Московского государства{96}
.Недовольство «мира» правительство царя Алексея Михайловича смогло в итоге направить в необходимое русло редакционной работы над составлением «Уложенной книги». Одновременно начались и преследования разного рода выступлений против власти под предлогом борьбы с «бесчинием». Еще в начале августа 1648 года патриарх Иосиф стал рассылать по городам грамоты о посте по случаю «межуусобной брани» в Москве и по городам. Ссылаясь на общий «мятеж, и хлебной недород и скотиной падеж», патриарх требовал повсюду провести соборные молебны «со звоном» и учредить двухнедельный пост: «со всякою чистотою и благоговением, и хмелного питья того поста отнюдь не пили и матерны бы не бранились», обещая «безчинникам» торговую казнь и патриаршее «духовное запрещение». 4 ноября по всем городам Московского государства был разослан царский указ о запрете «богомерзких дел». С тех пор накладывался крепкий «заказ» (запрет) на все не одобрявшиеся церковью народные развлечения и суеверия, самыми известными из которых были игры скоморохов. Грамоты, отправленные воеводам, требовали от них отчета о сохранении благочиния в церкви и удержания людей от пьянства (это уже было повтором после летнего распоряжения о посте), а еще светская власть ополчилась на все, что выходило за рамки церковной регламентации. Под запрет попадали даже качели и колядование на Святках, какое-то умывание водой «на серебре», кулачные бои, танцы с медведями и скоморошьи представления: «А где объявятца домры и сурны и гудки и гусли и хари и всякие гуденные бесовские сосуды, — приказывали воеводам по городам, — и ты б те б велел вынимать и, изломав, те бесовские игры велел жечь»{97}
.