Царь Алексей Тишайший

В дворцовых разрядах видны также следы целенаправленной работы Артамона Матвеева по созданию «молодого двора» царицы Натальи Кирилловны. Какое бы важное событие, связанное с праздниками, царскими выходами, столами, ни происходило при дворе царя Алексея Михайловича, следом в разрядных книгах повторялись сведения об участии в придворных церемониях царицы, а рядом с ней упоминались, как правило, три человека: царский тесть боярин Кирилл Полуектович Нарышкин, Артамон Сергеевич Матвеев и дворецкий царицы Авраам Лопухин. Но больше всего утверждению такого нового двора способствовало появление царских детей. В новой царской семье их уже было двое — царевич Петр и его младшая сестра Наталья, родившаяся в августе 1673 года. В дни объявления наследника — царевича Федора также ожидались роды царицы Натальи Кирилловны. Действительно, «за час до вечера» 4 сентября 1674 года родилась еще одна царевна, Феодосия Алексеевна, но торжества по поводу ее рождения были отложены на некоторое время^{729}

.

В сентябре 1674 года с помощью Матвеева решилось еще одно важнейшее для царя Алексея Михайловича дело. В Москву был привезен самозванец Лжесимеон, нашедший пристанище в Запорожской Сечи. В Москве долго добивались выдачи молодого человека, присвоившего себе имя царского сына (настоящему Симеону в момент объявления самозванца могло быть только семь-восемь лет). Казаки кошевого атамана Ивана Серко («Серика»), принявшие Лжесимеона, поверили в его рассказ о какой-то ссоре с боярином Ильей Даниловичем Милославским, последующей вражде и подмене «царевича». В исповедуемой самозванцем идее расправы с боярами-изменниками можно слышать отголоски событий разинской войны. Сам Лжесимеон прямо говорил, что жил у Степана Разина, а его объявление на Дону связано с поддержкой одного из разинских атаманов. После царской расправы над разницами «вино» в этих «мехах» перестало быть сладким для донских казаков, и только одни запорожцы снова согласились его отведать. И быстро распробовали вкус «уксуса», когда из Москвы подключили к делу нового гетмана Ивана Самойловича, а Запорожскую Сечь пригрозили лишить жалованья и поддержки, поставив условием выдачу самозванца. Лжесимеон был обречен, и запорожцы сами привезли его в Москву на суд и расправу по приказу кошевого атамана.

Въезд в Москву 17 сентября «из-за Тверских ворот» трехсот казаков Запорожского Войска, сопровождавших «высокую телегу», где стоял самозванец, намеренно был устроен по образцу въезда Степана Разина и его брата Фрола. Рядом с телегой также вели еще одного «пособника» самозванца (он будет оправдан); стрельцы шли с развернутыми знаменами и алебардами молчаливым строем, «а в сипоши не играли и в бурабуны не били». Царь Алексей Михайлович приказал всем боярам собраться «на земской двор, в 5-м часу дни»; указано было «их воров роспрашивать накрепко и пытать всякими жестокими пытками». Прежде всего царя Алексея Михайловича интересовало, не было ли заговора и переписки с другими людьми.

В деле о Лжесимеоне видна распорядительность окольничего Артамона Матвеева. Он привозил к царю расспросные и пыточные речи, а бояре в это время должны были ожидать царского указа. Судя по записи в разрядной книге, Алексей Михайлович принял решение о немедленной казни Лжесимеона именно по совету Матвеева. Происходившего из Польши семнадцатилетнего мещанина Ивана Андреева, по прозвищу Воробьева, назвавшегося именем царского сына, велено было «вершить» по образцу казни Степана Разина: «на Красной площади четвертовать и по кольем растыкать». Казнь, как и въезд самозванца в Москву на позорной телеге, должно было увидеть как можно больше людей. Напрямую обратились к жившим в столице иноземцам, чтобы они описали увиденное в своих письмах и отослали в другие государства. Послали грамоты в войско и к приказным людям в городах, «чтобы всем служилым людям и всяким чином было ведомо, и на их бы воровские прелести вперед не прелщались и не верили». С останками самозванца распорядились так же, как и с телом Разина: «как три дни минет», их надо было «перенесть на Болото и поставить его на кольях возле вора ж и изменника Степана Разина». «Туловище его» земские ярыжки (последние пьяницы, пробавлявшиеся подаянием) должны были схоронить, «отвезши от городу версты с три, во рву и кол воткнуть для знаку»^{730}. Так потом и стояли «на Болоте» колья с головами главных поверженных врагов царя Алексея Михайловича — Разина и Лжесимеона.