Царь Алексей Тишайший

Во время отъезда из Москвы в троицкий поход царица находилась в отдельной, богато украшенной карете с открытыми окнами. Обратили послы внимание и на специально приготовленные для шествия детские кареты царевичей Ивана и Петра. Замысловатую «карету черную неметцкую на дуге, стеклы хрусталными, а верх роскрывается на двое», украшенную дорогой иностранной упряжью, а еще две похожие маленькие кареты — царевичам Федору и Петру подарил («ударил челом») Артамон Матвеев. Своему любимцу, царевичу Петру, которому едва исполнилось три года, он распорядился нарисовать на хрустальных стеклах кареты «цари и короли всех земель». И здесь в самый ответственный момент чуть все не сорвалось, так как лошади не могли тронуться «от рундука» (крыльца). Тогда Артамон Матвеев по-мужицки бросился на помощь оплошавшим «возникам»: «И я, холоп ваш, в боярех будучи, угождая вашему государскому повелению, и чтоб не зазорно вашему государскому стоянию чрез чин пред вами великими государи, и перед всеми чинами, и иноземцы, карету впрягал и не отговаривался, что сижу в Посольском приказе и конюшня не мне приказана»^{734}

. Таков и был Матвеев, умевший принять на себя любую ответственность, не отговариваясь неумением или «невместностью» назначения, как делали большинство бояр. Не было никакой работы, какую бы «канцлер» не принял на себя по царскому указу. Пока это казалось диким, но уже следующее поколение увидит сына царя Алексея Михайловича Петра, не гнушающегося никакой «работой» на троне.

«Поход на Турского салтана»

Так называемые «последние годы» жизни царя Алексея Михайловича ознаменовались новой большой войной — прямым столкновением России, Речи Посполитой, Крыма и Османской империи в борьбе за Правобережную Украину. Дореволюционные военные историки со свойственной им армейской определенностью видели в Первой русско-турецкой войне

движение «к утверждению русской силы на берегах Босфора». Хотя начало войны датируется по-разному, ученые сходятся во мнении о ее поворотном значении для остановки османской агрессии в Европе в 1670—1680-х годах^{735}

. Когда Турция объявила войну Речи Посполитой в январе 1672 года, Московское государство вынуждено было поддержать союзника, исполняя обязательства по Андрусовскому договору. Но это еще не было прямым вступлением в войну. Московская сторона преследовала собственные интересы, а главный узел противоречий во взаимоотношениях с Речью Посполитой завязался в то время вокруг нерешенной судьбы Киева с Правобережьем и всей разделенной Украины. Причем удержать Киев за Москвой просили также глава Киевской митрополии Иосиф Тукальский и киево-печерский архимандрит Иннокентий Гизель, предлагавшие царю Алексею Михайловичу предпринять шаги по переводу Киева из подчинения Константинопольскому патриархату в юрисдикцию московских патриархов^{736}. Православным людям на Украине снова и снова приходилось думать о том, как сохраниться между Речью Посполитой и Турцией, соглашаться ли на условия покровительства и подчинения, предлагаемые в Московском государстве. Русско-польско-турецкое столкновение за Правобережную Украину оказалось долгим. Окончания его царь Алексей Михайлович не застал, но именно война с Османской империей стала в ближайшее время побудительным мотивом всей политики.

Уже в Андрусовском договоре 1667 года существовали некоторые «зацепки», ставившие возвращение Киева в зависимость от продолжения переговоров между Московским государством и Речью Посполитой, объединявшимися против Крымского ханства и Османской империи. Для строительства нового дипломатического союза требовалось время; обмен посольствами и переговоры позволяли оттягивать передачу Киева, обвиняя противоположную сторону в невыполнении каких-либо обязательств. И здесь снова оказалась востребованной «находчивость» Артамона Матвеева, участвовавшего в сложнейших малороссийских делах, начиная еще с уговоров Богдана Хмельницкого о принятии присяги Войска Запорожского под «высокую руку» московского царя. Когда Матвеев сменил на посту главы Малороссийского приказа Ордина-Нащокина, ему пришлось выправлять главный «андрусовский» перекос в отношениях Речи Посполитой и Москвы, случившийся из-за нерешенной проблемы принадлежности Киева. Нерешенной, конечно, так, как того требовал царь Алексей Михайлович, а не так, как складывались обстоятельства на переговорах, когда Ордину-Нащокину пришлось записать в текст договора обещание вернуть столицу Правобережья.