Царь Алексей Тишайший

Несмотря на отзывы Н. И. Костомарова, образ царя Алексея Михайловича уже достаточно прочно утвердился среди главных фигур допетровской Руси и продолжал привлекать интерес в популярной, журнальной литературе. Показательна публикация большого «нравоописательного очерка» историка-любителя Михаила Дмитриевича Хмырова в журнале «Древняя и Новая Россия» (1875), сопровождавшаяся изданием гравюр, сделанных с портретов царя Алексея Михайловича, патриарха Никона, царицы Марии Ильиничны и царицы Натальи Кирилловны. По словам Хмырова, при этом царе совершился «поворот от старых начал к новым»; «царь Алексей заготовил все те материалы, из которых гениальный сын его, Петр, мог соорудить громадное здание своей реформы». Хотя, в отличие от апологетов царя, автор очерка не поставил здесь точку и продолжил: «Со всем тем, на Руси Алексея Михайловича в течение его 30-летнего царствования жилось хорошо разве только людям высокопоставленным, — да и то не всегда», а «хуже других приходилось крестьянству»[24]

.

Осознание существования за спиной «глыбы» соловьевского исследования эпохи царствования Алексея Михайловича привело к тому, что редко кто из учеников историка и его младших современников рисковал выйти за пределы общих исторических курсов, биографических очерков или статей в энциклопедиях. Поэтому оценки историков конца XIX века фрагментарны, хотя и по-своему важны, потому что содержат новые оттенки восприятия допетровского времени. Как обойтись, например, без взгляда Василия Осиповича Ключевского, предложившего запоминающийся образ: «Царь Алексей Михайлович принял в преобразовательном движении позу, соответствующую такому взгляду на дело: одной ногой он еще крепко упирался в родную православную старину, а другую уже занес было за ее черту, да так и остался в этом нерешительном переходном положении… Царь Алексей и его сверстники… были уверены, что можно щеголять в немецком кафтане, даже смотреть на иноземную потеху, «комедийное действо», и при этом сохранить в неприкосновенности те чувства и понятия, какие необходимы, чтобы с набожным страхом помышлять о возможности нарушить пост в крещенский сочельник до звезды»[25]

. Началом «нового периода» русской истории Василий Осипович считал все-таки 1613 год, а не более позднее время, и не высоко оценивал преобразовательные устремления царя Алексея Михайловича, упрекая его в нерешительности.

Примерно в то время, когда Ключевский читал свой знаменитый «Курс русской истории» студентам Московского университета, в журнале «Исторический вестник» появился большой очерк молодого историка (и еще одного будущего академика) Сергея Федоровича Платонова «Царь Алексей Михайлович (Опыт характеристики)» (1886)[26]

. Новое обращение к этой теме после Хмырова, Соловьева, Забелина (в таком порядке у С. Ф. Платонова) историк оправдывал тем, что «изображение личности допускает большие вариации, чем изображение факта». Платонов уже прочно воспринял идеи С. М. Соловьева о преемственности допетровской Руси и реформ Петра I: «Нельзя никак сказать, что перед эпохою Петра Московское государство было в состоянии спокойной, самодовольной косности. Целое поколение людей, предшествовавшее Петру, выросло и прожило среди борьбы старых понятий с новыми веяниями, которые были еще слабы, но с каждой минутой крепли». Речь шла и об «образовании» и «заимствованиях с Запада». Пытаясь оценить, насколько личность царя Алексея Михайловича соответствовала задачам своего времени, Платонов высказывает очень сходные мысли с теми, что развивались в курсе Ключевского: «И новаторы, и старых воззрений люди могли считать его своим, но в сущности царь Алексей Михайлович не принадлежал всецело ни к тем, ни к другим: он стоял в середине всех движений в московском обществе, но сам не двигался ни в какую сторону». Царь «добродушный, искренний и ласковый», но у него нет той «энергии» и «инициативы», которая была у Петра[27]

.

Подробная биографическая работа учителя Платонова — профессора Петербургского университета, академика Константина Николаевича Бестужева-Рюмина, опубликованная в «Русском биографическом словаре», подвела итог всей историографии XIX века. В статье Бестужева-Рюмина были охарастеризованы заметные события царствования Алексея Михайловича, войны, события в Малороссии, охарактеризованы дипломатические отношения, подчеркнута роль главных лиц в окружении царя — Морозова, патриарха Никона, Ордина-Нащокина и Матвеева, упомянуты события времен Разина, движение на Восток Дежнева и Хабарова, изменения в законодательстве. Нашлось место и для характеристики царя и кратких сведений о его семье. Справедлив и общий вывод биографа: «Алексей Михайлович был полным представителем идеала московского царя, как его рисовали себе наши предки»[28].