Патриарх Паисий выполнил также посредническую миссию между главой Войска Запорожского гетманом Богданом Хмельницким и царем Алексеем Михайловичем. Войско Запорожское состояло из казаков, внесенных в королевский «реестр». Казаки во главе с Хмельницким восстали против Речи Посполитой и начали жестокую войну с польскими панами и магнатами, осуществлявшими коронную власть и имевшими владения на Волыни, Брацлавщине и в Киеве. В значительной мере это была еще и война против католиков и униатов. Гетман Богдан Хмельницкий первым предложил идею такой религиозной войны в защиту конфессионального единства православных{109}
. В переговорах с представителем короля Яна Казимира брацлавским воеводой Адамом Киселем Хмельницкий ссылался на авторитет первоиерарха одной из вселенских церквей: «Меня святой патриарх в Киеве на ту войну благословил… и прикончить ляхов приказал. Как же мне его не слушаться…»{110}В свою очередь Адам Кисель сообщал новому королю Яну Казимиру: «…а дела в Москве налаживает патриарх, с которым Хмельницкий по несколько дней [беседовал]»{111}. Посланник гетмана полковник Силуан Мужиловский впервые подробно объявил «мову» царю Алексею Михайловичу о войне гетмана Хмельницкого и Войска Запорожского в присутствии патриарха Паисия 4 февраля 1649 года. Несколько дней спустя, во время обедни в Чудове монастыре в Кремле, проводимой патриархом Паисием, царь Алексей Михайлович пожаловал запорожского полковника и казаков, присутствовавших на церковной службе, велел думному дьяку спросить их «о здоровье» и «послать им вместо стола корм». 13 марта 1649 года Мужиловского удостоили прощальной царской аудиенции и говорили о совместной «присылке гетмана Богдана Хмельницкого с еросалимским патриархом Паисеею». Когда люди, посланные от гетмана Хмельницкого, возвращались обратно, то молва о их договоре с царем Алексеем Михайловичем уже шла впереди них. Однако, несмотря на благосклонный прием казаков, потом пришлось требовать от полковника Силуана Мужиловского извинений: тот, возвращаясь из Москвы, говорил (как он сам признавался, «пьянством»), что «в Московском государстве правды ни в чом нет»{112}.Перед своим отъездом иерусалимский патриарх Паисий сделал еще одно важное дело. 5 мая 1649 года он выдал ставленую грамоту Новоспасскому архимандриту Никону на новгородскую митрополию и тем самым открыл ему дорогу к будущему патриаршеству. Сразу после занятия новгородской кафедры митрополит Никон стал выполнять программу «ревнителей благочестия»: он указывал на необходимость единогласия в службе, запрещал взимать деньги за причастие, преследовал мирские развлечения, доходя до прямых запретов «белиться и румяниться» женам прихожан новгородских церквей{113}
. Еще один доверенный человек царя Алексея Михайловича, строитель Богоявленского монастыря (подворья Троице-Сергиева монастыря в Кремле) Арсений Суханов, уехал из Москвы в Святую землю вместе с иерусалимским патриархом Паисием в июне 1649 года. Официально он отправлялся «для описания святых мест и греческих чинов». По возвращении Арсений Суханов составил еще одну рукопись — «Проскинитарий» — примечательное обозрение своего паломничества к Святым местам. Однако его книга далека от обычных «хождений» монахов-паломников. В трудах Арсения Суханова содержался вполне заметный пласт «разведывательной» информации о дорогах, перевозах и городских укреплениях, в том числе Константинополя. Это не было его инициативой, отчет обо всем, что он видел и слышал во время путешествия, Арсений должен был представить в Посольский приказ. Уезжая из столицы 12 июня 1649 года, патриарх Паисий с первого стана послал грамоту и еще раз благодарил царя Алексея Михайловича, называя его «новым ктитором», подобно Константину Великому. В свою очередь, царица Мария Ильинична удостоилась сравнения со святой царицей Еленой, заботившейся о Гробе Господнем. Патриарх пожелал ей увидеть «в плоде чрева своего государя боговенчанного на престоле великого царя Константина, чтобы возликовало твое сердце как у святой Елены»{114}. Это была витиевато выраженная надежда на воцарение наследников московского царя в Константинополе!