Читаем Царь и схимник полностью

– Я грешник Божий, – отозвался дедушка. – Ибо Господь дал мне узреть отроков в заброшенном храме среди священных рукописей, которые соединяют прошлое, настоящее и грядущее.

– В каком храме? – удивился парень. – Мы находимся в одной из комнат Дома Чертковых, только влезли сюда через дыру в стене. Может быть, вы покажете нам выход?

– Всенепременнейше, с нашим дорогим удовольствием, – поклонился старик. – Только что вы, любезный, изволили сказать о Черткове? Уж не о графе ли Владимире Григорьевиче, который издаст рукописные творения Льва Николаевича? Они годом раньше изволили быть у меня в гостях.

– Кто? – стушевался Давид. – Кто у вас изволил быть в гостях? Чертков или Толстой?

– Истину глаголете, отрок, Лев Николаевич, конечно, – подтвердил старец. – Только какое это вызвало у вас смущение мыслей?

– Тихо, тихо, – раздался сзади осторожный шепот Бусинки. – Видимо, старичок не в себе немного. Не мешай ему. Пусть лучше выведет нас на улицу, а там разберемся.

Несмотря на то, что девушка старалась шептать как можно тише, необыкновенный старичок все же услышал ее, видимо, обладая отменным слухом. Он обиженно скривил губы и промолвил:

– Я не подвластен лжи, отрок. Лжи подвластен лишь Сатана. «Он человекоубийца бе искони, и во истине не стоит, яко несть истины в нем: егда глаголет лжу, от своих глаголет: яко ложь есть и отец лжи»[113]. А что ты прячешься за спиной содруга твоего?

– Я не отрок, я девушка, – в свою очередь, обиделась Бусинка, но из-за спины Давида все-таки вышла.

– Девица?! – ахнул старец. – Я знал только одну девицу, надевавшую мужеское платье. Это Дурова Надежда Андреевна. Мне после сражения под Фридландом пришлось перевести ее в Мариупольский полк в чине поручика, как-никак она геройски заработала в этой битве Георгиевский крест… ах, нет…

– Что «нет»? – глаза Бусинки, словно два буравчика, сверлили лицо растерявшегося старца. – Как вы назвали Дурову? Надежда Андреевна? Я интересовалась единственной в русской армии гусар-девицей. Имя она носила Александра Андреевна Александрова. И в армии она осталась под патронатом Александра I Благословенного.

– Ваша правда, – отмахнулся старик. – Что делать, шила в мешке не утаишь.

– Вы хотите сказать, – дыхание у Бусинки от волнения начало прерываться. – Вы хотите сказать, что…

– Да, – кивнул старец. – Это я отправил Надежду Андреевну в Мариупольский полк под именем, производным от моего. А следом она вернулась в Ливонский уланский полк и уже во времена Отечественной войны служила вестовым адъютантом у светлейшего князя Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова.

– Бусинка, ты права, – украдкой шепнул Давид. – Старичок действительно немного не в себе.

– Перестань, – отмахнулась от него Вилена. Затем она снова обернулась к собеседнику. – Значит, вы считаете себя Государем Императором и самодержцем Всероссийским?

– Истинно так… девица, – это определение старец произнес с небольшой натугой, будто бы только что проглотил нечто несъедобное. – Истинно так, вся братия сей обители знала, что послушник Федор – любимое чадо святого старца Серафима Саровского и бывший Государь всея Руси. Но я искренне попрошу вас держать это в тайне, ибо невесть как наша жизнь обернется. Более того, я нижайше прошу вашей помощи, дабы смогли мы вывезти отсюда сундуки с библиотекой и разместить их в более благоприятном месте. Я взял с собой двух сподручников, и на трех телегах мы сможем вывезти книги из храма.

– Вы до сих пор считаете, что находитесь в каком-то храме? – ядовито спросил Давид. Ему, видимо, так не терпелось задать свой вопрос, что он чуть ли не перебивал речь старика.

Тот не стал возражать, а только смиренно пригласил выйти в алтарь и ознакомиться с подземной старообрядческой церковью. Молодым людям дважды повторять не пришлось и оба они с замиранием сердца вышли из двери-иконы в алтарь храма.

– Что за черт, – буркнул растерянно Давид.

– Остерегись, отрок! – воскликнул старец. – Остерегись в святилище поминать бесов! Мало того, что пришлось девицу через алтарь вести, так ты еще и нечистого вспоминаешь!

– Простите, ради Бога, – стушевался Давид. – Но мы сюда пришли оттуда, – он указательным пальцем ткнул в темный проем, где разместились сундуки библиотеки.

– Что ж, пойдем, покажешь, откуда и в какую дверь вы вошли, ибо нет в той стороне никаких дверей и отверстий, – долговязый старец наклонился и снова исчез в темном проеме двери.

Давид послушно последовал за ним.

Пока мужчины обходили пространство хранилища, Вилена принялась осматривать алтарь, в котором обнаружила старинные иконы Новгородского письма. Она осмелела и, выдернув из кольца в стене факел, выглянула из алтаря. Перед ней оказался большой пещерный грот с иконами и выписанными на стенах цитатами из Евангелия. Дальше виднелась какая-то дверь, но зайти за нее Вилена не успела: сзади послышались мужские голоса, и девушка вернулась в алтарь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Романовы. Венценосная семья

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Живая вещь
Живая вещь

«Живая вещь» — это второй роман «Квартета Фредерики», считающегося, пожалуй, главным произведением кавалерственной дамы ордена Британской империи Антонии Сьюзен Байетт. Тетралогия писалась в течение четверти века, и сюжет ее также имеет четвертьвековой охват, причем первые два романа вышли еще до удостоенного Букеровской премии международного бестселлера «Обладать», а третий и четвертый — после. Итак, Фредерика Поттер начинает учиться в Кембридже, неистово жадная до знаний, до самостоятельной, взрослой жизни, до любви, — ровно в тот момент истории, когда традиционно изолированная Британия получает массированную прививку европейской культуры и начинает необратимо меняться. Пока ее старшая сестра Стефани жертвует учебой и научной карьерой ради семьи, а младший брат Маркус оправляется от нервного срыва, Фредерика, в противовес Моне и Малларме, настаивавшим на «счастье постепенного угадывания предмета», предпочитает называть вещи своими именами. И ни Фредерика, ни Стефани, ни Маркус не догадываются, какая в будущем их всех ждет трагедия…Впервые на русском!

Антония Сьюзен Байетт

Историческая проза / Историческая литература / Документальное