– Я не жид, а казак, Ваше Величество, – обидчиво возразил камергер. – Просто в любой ситуации нужно найти хоть какой-нибудь выход. Если вы находите решение исчезнуть из мира правильным, то мне осталось только помочь вам с приготовлениями, проследить, чтобы лейб-медики дали правильное заключение и благословить в путь-дорогу.
– И это верно, Федор Кузьмич, – обрадовался Александр покладистости камергера. – Еще я хочу быть у старца Серафима Саровского послушником Федором Кузьмичом. Не возражаешь?
– Почту за честь, Ваше Величество, – поклонился царю камергер. – Но как вы сможете тайно все выполнить? Ведь обязательно поползут слухи и если вас разоблачат, то мирового скандала не избежать.
– Вот об этом я тебя и прошу, Федор Кузьмич, – Государь даже склонился к лицу камергера и зашептал: – Нынче же объявишь всем придворным, что Государь чувствует себя крайне плохо, ибо простудился при поездке в Георгиевский монастырь. И, поверь, это не будет неправдой. Я действительно чувствую себя плохо.
– А как же Елизавета Алексеевна?
– С ней я побеседую отдельно, – обещал Государь. – Лучше распорядись, чтобы лейб-медики принялись готовить тело фельдъегеря Маскова для перевозки в Петербург. Поскольку он на меня ничуть не похож, придется тебе позаботиться о том, чтобы на пути следования ни у кого не возникло сомнений. А Елизавета Алексеевна… позволь, я к ней зайду сей же час.
Камергер отправился выполнять пожелания императора, а сам Александр поднялся на крыльцо и последовал в комнаты императрицы. Войдя в будуар, он увидел жену сидящей в кресле и читающей какую-то книгу. События последних дней подбрасывали Государю множество различных ознаменований, но Александр не переставал им удивляться. Государыню за чтением книги он мог представить себе только в мечтах, однако результат благотворного влияния воздуха Таганрога был налицо. Во всяком случае, императора устраивало именно такое объяснение происходящего.
– Comment vous sentez-vous?[63]
– осведомился император.– Je me sens mal[64]
, – ответила Елизавета Алексеевна. – J'ai mal tres fort a la tete. Je voudrais consulter un medicin[65].– Я пришлю Джеймса Виллие, – обещал император. – Он ездил со мной в Крым и не откажется помочь вам. Но прежде нам необходимо обсудить одну неотложную проблему. Мы однажды говорили об этом, поймите меня.
– Je ferai tout mon possible[66]
, – кивнула императрица.– Надеюсь, вы помните, последние десять лет меня не оставляют мысли о передаче трона и Государства Российского моему брату, – начал Александр. – Я неоднократно говорил вам об этом и просил отнестись к моим мыслям с возможной деликатностью, ибо изложенный вам ранее план необходимо привести в исполнение в ближайшие несколько дней. Несколько раз во сне являлся ко мне батюшка и просил оставить державу на попечение братьев, а самому познать пути покаяния. И вот по приезде в Таганрог мне было еще одно видение. C'est un grand signe![67]
– Я понимаю, – склонила голову Елизавета Алексеевна. – Когда-то coup d'etat[68]
так взбудоражил ваше воображение, что вы боитесь этого всю свою жизнь. Но если неизбежен ваш уход от власти, то что же будет со мной?– Ах, не волнуйтесь, mon ami[69]
, – улыбнулся Государь. – Вы останетесь здесь сколько пожелаете. А если возникнет нужда вернуться в Петербург, то наш дворец всегда в Вашем распоряжении. Я по сему случаю уже дал необходимые указания. Что же касается меня…– Именно так! Неужели вы полагаете, что дальнейшая ваша жизнь мне будет неинтересна?
– Спасибо за заботу, – Александр даже склонил голову. – Но меня ожидает другое предназначение. Мой брат Николай будет изредка наведываться к вам, если угодно, и делиться кое-какой информацией о моей стезе. Несколько дней мне понадобится для подготовки. Вас же я прошу отныне и в дальнейшем подтверждать болезненное состояние императора, и что болезнь с каждым днем прогрессирует. Остальное выполнят мои друзья.
– Друзья?!
– О да, друзья, – подтвердил Государь. – Ибо подданные, чиновники и даже слуги способны на предательство, а настоящий друг жизни не пожалеет, но выполнит просьбу. Засим разрешите откланяться, – император поклонился Елизавете Алексеевне и направился было к двери.
Но царица поднялась с кресла:
– Ваше Величество, – дыхание у императрицы участилось, она болезненно закашлялась, но быстро справилась с одолевавшим ее недугом. – Ваше Величество… Александр, вы, если можете, простите за грехи мои вольные и невольные. Иногда человек бывает настолько слаб, что отдается грехам своим не задумываясь… Простите меня…
Государь обернулся к царице и слушал ее, склоняя голову к правому плечу. Когда же короткая тирада Елизаветы Алексеевны закончилась, он грустно улыбнулся, подошел к императрице и двумя пальцами правой руки поднял ее подбородок:
– Бог простит, и я вместе с ним! Вы же не держите на меня никакой обиды и молитесь о здравии раба Божьего Александра…