Царь и царица

В проявлениях инициативы со стороны своих министров Николай II усматривал покушение узурпировать часть его собственной царской власти. Происходило это не только от присущего ему обостренного самолюбия, но еще и потому, что у него отсутствовало понимание различия между правлением и распоряжением, вернее говоря, в его представлении правление государством своди­лось к распоряжениям по отдельным конкретным случаям. Между тем, фактически всероссийский император силою вещей мог только пра­вить, т. е. принимать решения общего характера и широкого значения, распорядительная же часть поневоле всецело сосредоточивалась в руках разнообразных начальников отдельных частей сложного государственного механизма и всего яр­че выявлялась в лице отдельных министров.

При отмеченном отсутствии в сознании Госу­даря точного разграничения понятий правления и распоряжения,

на практике получалось то, что {15} чем деятельнее был данный министр, чем большую он проявлял активность и энергию,

тем сильнее в сознании Царя укреплялась эта мысль о посягательстве на его, царскую, власть и тем скорее такой министр утрачивал царское доверие. Именно эту участь испытали два наибо­лее талантливые сотрудники Николая II — Витте и Столыпин.

Любопытно, что Государь и сам признавал, что нахождение данного лица в должности мини­стра ослабляло к нему его доверие. В дневнике А. Н. Куропаткина имеется этому прямое подтверждение. Куропаткин, усматривая, что доверие к нему Государя уменьшается, просил однажды Ца­ря об увольнении его от должности военного министра добавив при этом, что, коль скоро он перестанет быть министром, он будет надеяться, что царское доверие к нему вновь возрастет, на что ему в ответ Государь откровенно сказал: «как это не странно, но в этом отношении вы, пожалуй, правы».

Ревнивым отношением к лицам, им самим поставленным во главе отдельных отра­слей управления, объясняется и стремление Госу­даря пользоваться указаниями людей безответственных, не облеченных никакой властью. Николаю II казалось, что, стоящие в стороне от управление государством, посягать на его прерогативы никак не могут, а потому, следуя их советам, он был убежден, что проявляет непосредствен­но свою личную волю. Отсюда становится понятным и то влияние, которым в течение известного времени пользовались такие безответственные советчики, как кн. В. П. Мещерский и виновник японской войны А. М. Безобразов, а также при­ближенные ко двору, но не имевшие по своей дол­жности никакого касательства к государственным {16} делам дворцовые коменданты П. П. Гессе, Д. Ф. Трепов, В.Н. Воейков и, наконец, друг Ца­рицы, А. А. Вырубова.

Стремление принимать решения помимо соответствующих министров проявилось у Николая II уже в первые годы его царствования. Ярким примером в этом отношении является случай, имевший место в 1897 году с неким Клоповым, мелким новгородским землевладельцем. Названный Клопов, введенный во дворец одним из великих князей, был человек необыкновен­но чистый, далеко неглупый, но совершенно неприспособленный к какому либо практическому делу за полным отсутствием в его действиях системы и методики. Представлял он при этом какое то странное смешение духа произвола с стремлением к установлению абсолютной справед­ливости. Всякая несправедливость, всякая нане­сенная кому-либо обида его глубоко волновали и возмущали и он готов был попрать все поряд­ки и все законы для восстановления прав обиженного, не соображая, что, нарушая закон для вос­становления справедливости по отношению к от­дельному лицу, он тем самым разрушает весь государственный строй и гражданский порядок. Словом, он принадлежал к числу тех фантазеров, которые мечтают путем личного усмотрения исправить все те людские нестроения, которые закон в его формальных проявлениях ни уловить, ни, тем более, упразднить не в состоянии.

Вот этого то Клопова, прельстившись его иде­альной настроенностью, Государь лично командировал в 1897 году в местности, постигнутая недородом, для доклада об истинном положении населения и о степени действительности мер, принятых для обеспечения его достаточным {17} питанием. Государь лично дал Клопову необходимые на эту командировку средства, в размере, впрочем, весьма ограниченном — всего 300 руб­лей, — но, кроме того, снабдил его собственно­ручной запиской, в силу которой власти должны были беспрекословно исполнять все предъявляемые Клоповым требования.