В некоторых общественных кругах романовской России была создана атмосфера активного, даже агрессивного, пренебрежения русской историей. «„Я за русские древности не дам ни гроша, — писал поэт К.Н. Батюшков — То ли дело Греция, то ли дело Италия!“ А выдающийся музыковед, прозаик, философ В.Ф. Одоевский, перелистав „Историю русской словесности“ С.П. Шевырёва, велел передать автору, что „никогда не верил в существование наших древностей, а, прочитав его книгу, стал ещё менее верить к них“» [56], с. 749.
«Книга (Забелина —
Понял ли Иван Егорович, что критики правы?.. Судя по всему, нет. Уже в начале XX века он вернулся к „Истории русской жизни“ и в своём завещании просил друзей непременно выпустить её второе издание… Е.В. Барсов вспоминал, что в семидесятых годах Забелин „чувствовал себя одиноким, угнетённым и подавленным“» [56], с. 694.
По-видимому, определённый вклад в шумную и местами надрывную волну критики дало то обстоятельство, что сначала И.Е. Забелин был западником. А поскольку именно западники длительное время контролировали историческую науку в романовской России, первоначально И.Е. Забелина рассматривали как своего. Может быть именно поэтому его, считая надёжным союзником, и допустили, например, к уцелевшим остаткам архивов Московского Кремля. Ведь заведомых славянофилов к ним и близко не подпускали. Вероятно, ожидали от И.Е. Забелина понимания, что он будет писать как надо, не обнародует опасные для романовской истории факты, а тактично закроет на них глаза. Просчитались. Оказалось, что И.Е. Забелин, как настоящий учёный, не смог промолчать. И заговорил. Вот тогда-то с ним и поступили как с «предателем», размашисто и публично объявив сумасшедшим и не очень честным (см. выше).
Известен также следующий многозначительный факт. «Можно было взяться за вторую часть „Домашнего быта русских царей“, но едва Иван Егорович об этом подумал, как обнаружились новые неприятные обстоятельства. ИСТОРИКА ПЕРЕСТАЛИ ПУСКАТЬ В ДВОРЦОВЫЙ АРХИВ, ССЫЛАЯСЬ ТО НА ПРИВЕДЕНИЕ ДЕЛ В ПОРЯДОК, ТО НА СОСТАВЛЕНИЕ ОПИСЕЙ…
В 1880-х годах для Забелина были открыты все архивы, но интересы его переключились… и только в начале XX века он решил подготовить к печати продолжение своего старого труда… На девятом десятке лет для дальнейших занятий в архивах сил у автора уже не стало. Было от чего впасть в растерянность и уныние» [56], с. 695.
И тем не менее, были общественные силы, которые всё-таки поддерживали И.Е. Забелина. Может быть, не всегда публично, но иногда вполне недвусмысленно. «12 марта 1884 года Забелин был удостоен звания почётного доктора истории Московского университета. 28 сентября того же года его избрали членом-корреспондентом Академии Наук, а 28 января 1885 года — почётным доктором истории Петербургского университета. К этому моменту Иван Егорович возглавлял кроме Общества и Российский исторический музей. На него смотрели уже не как на одарённого самоучку, а как на одну из центральных фигур в официальной науке России» [56], с. 697.
В 1887 году художник И.Е. Репин написал портрет И.Е. Забелина по заказу П.М. Третьякова для его галереи. Как отмечает А.А. Формозов, «сейчас он редко входит в её экспозицию» [56], с. 710. Почему, спрашивается? Кому-то из ответственных лиц не нравится И.Е. Забелин?
«С 1887 года до конца дней единственным местом работы Забелина стал Российский исторический музей» [56], с. 698.
«29 декабря 1884 года Алексей Сергеевич Уваров скончался, и Забелину предложили занять его пост. Он… был назначен товарищем председателя музея… Председателем с 1881 года числился брат Александра III великий князь Сергей Александрович. Это означало, что фактическое руководство музеем полностью доверялось Забелину… Иван Егорович переселился… в столь понравившееся ему здание музея и обосновался в нём уже навсегда, до конца дней» [56], с. 703.
«ЗА ЗАСЛУГИ В СТРОИТЕЛЬСТВЕ МУЗЕЯ Забелин был награждён орденом Станислава первой степени, а 1 января 1901 года произведён в тайные советники (чин третьего класса, соответствующий генерал-лейтенанту)» [56], с. 704. Кстати, бытовой штрих: «В своём кабинете в Историческом музее он часто сидел в валенках» [56], с. 721.
Это здание Исторического Музея, детище И.Е. Забелина, стоит до сих пор на Красной Площади в Москве. По ходу дела отметим характерную деталь: «В 1920-х годах великий архитектор Ш. ле Корбюзье… советовал сохранить все древние памятники, но обязательно убрать с главной площади столицы здание Исторического музея» [56], с. 701. Отчего бы это?