С тех пор у всех невест появились в лоне — одни и те же на явь и на сон — запертые врата, а настоящие ворота — ворота кремников — больше не трещали и не распахивались на радость двух родов, сочетавшихся между собой молодыми супругами.
С тех пор повелся и новый обычай. Сват стал подъезжать к закрытым — но не на засов — вратам кремника, которые завешивали с внутренней стороны белым холщовым покрывалом, вытканным за один светлый день. Сват спускался с коня, подходил к вратам и, с видимым усилием приоткрыв их на один палец, протыкал копьем или мечом покрывало. В тот же миг невеста вскрикивала от боли, но оставалась невинной. Сват же, вытащив меч или копье из чужих ворот, видел на лезвии или наконечнике следы кровь и с этой радостной вестью возвращался за свои межи. То покрывало вывешивали потом на лицевую сторону врат — на обозрение грядущему в град жениху. При таком обычае в первую брачную ночь невеста более не испытывала страха и боли.
Позже на славянских землях все опять изменилось в худшую сторону, но уже по совершенно не ведомой никому причине.
Перстом, с которого сразу слетел последний, запоздавший к отлету на полдень дрозд, князь Лучин указал на двойные врата своего кремника, распахивавшиеся сразу в обе стороны, так что воротная тень никогда не успевала лечь от створ ни внутрь, ни наружу, а разрывалась, как растянутая ветвями лесная паутина. Поэтому врата Лучинова града никакой враг не мог разрушить разрыв-травой, приложив ее к наружной тени.
— Будет тебе, сват, и запор на воротах, и покрывало на запор, — все, о чем его просили, пообещал князь. — Что во что захочешь, в то сам и завернешь. А теперь, сват, не мешкай — твой черед отойти от стола.
— Как мой, когда совсем не мой?! — удивился Брога, взглянув на княжича быстрее, чем срывается с пальца тетива. — Не мой, а — княжича. Теперь, обратным чином, полагается ему выйти из твоего града, да за твои межи, за ним — уж и мне. Я, уж если ты, князь, спешишь-торопишься со свадьбой, далеко отходить не буду, а у твоего порога коня подожду…
— Таким чином жених к закату только успеет пирог из-за леса понюхать, — оборвал его Лучин. — Сразу ты верно угадал, сват, только потом в своем уме заплутал. Свадьба пойдет обратным чином — так и будет. Сначала — постеля мягкая с молодыми, потом — пир горой, а уж успеешь ли ты, сват, после пира к закату с той стороны к воротам на коне подъехать — там видно будет.
«Скор князь Лучин! — признал Стимар. — Даже скорее, чем хитер.»
А Броге, своему тайному побратиму, он сказал:
— Ты, мой сват, оказался, видать, торопливей женихова слова. Уж на что Лучиновы скоры — но даже их обогнал.
Князь Лучин приподнял правую бровь, посветил себе зарею, чтобы понять слова пленного жениха, но не понял. А Брога как будто и вправду поумнел скорее, чем краснеют щеки на холоду. Он глянул на княжича так быстро, что этим взглядом можно было догнать и схватить ту, уже отпущенную тетиву, — и сразу разгадал слова Стимара. В тот же миг он сбил с ног двух радимичей — одного навзничь, другого ничком — и пустился бежать к открытым воротам, чтобы все стало опять, как было перед началом торга между северским княжичем и радимическим князем по поводу свадьбы, и чтоб она заново осталась без свата. А без свата ее и быть не могло никакой — хоть налицо, хоть наизнанку.
Убегая, скакал слобожанин и вправо, и влево, зная радимичей, как лучших стрелков, но все же не успел их обмануть. Пока двое ушибленных вставали, двое других пустили вдогон Броге не по очереди, а враз — острие к острию — две стрелы. Одну справа, другую слева. Одна стрела, догоняя Брогу, пробила ему левую пятку, другая, перегоняя — правый носок. Замер Брога в одном полном шаге и ткнулся носом в дорогу прямо посреди ворот, между распахнутых створок.
Княжич грустно вздохнул, но лишь на один тот вздох и дал себе волю пригорюниться.
«Ничего, Брога, — сказал он про себя своем тайному побратиму. — Раз дважды не вышло, значит на третий раз уйдем от шустрых радимичей запросто. Следа разглядеть не успеют.»
Брогу, между тем, радимичи приминали и укатывали, вязали и скручивали, потом приподняли, как большой сноп, и унесли прочь от северского княжича, но не за пределы кремника: где-то поблизости хлопнула крышка — то ли сундука, то ли погреба.
— Сват есть, ветром не унесло, — утвердил довольный Лучин. — Твое слово в силе, княжич. Погоди — не беги сам. А то потом пожалеешь, что связали и поверх невесты силком положили.
Тут он махнул стаей зябликов, разлетевшихся у него из рукавов, и в княжьих хоромах сразу завертелся вихрь.
Не успел Стимар моргнуть, как вокруг него и около пронесся тем вихрем весь род Лучинов, за вычетом лишь невест, дочерей князя Лучина.
Вместе с чужим родом пронеслись вкруговую княжича два топора, семь пшеничных снопов, а следом — белое обыденное покрывало.
«Не для ворот», — догадался княжич, когда то белое, как глоток холодного молока застило на миг светлый день.