Царевич Алексей. Гибель последнего русского

С.-Петербург, 16 июня 1718 года, (пол. 27 июля). 25 числа этого месяца, рано утром, Сенат, генералитет и духовенство собрались в церкви, где, в присутствии царя, было совершено богослужение и призвано благословение Божие. После того, все сии сановники отправились в большую залу Сената, куда приведён был царевич Алексей, окружённый сильным конвоем. В его присутствии вскрыли шкатулку, наполненную письмами и бумагами, которые и были громогласно прочтены. Между ними было много писем, писанных различными сановниками. Из содержания этих писем оказалось, что существуете заговор, имеющий целью отнять у царя престол и лишить его жизни. Эти бумаги открыто представлены Его Величеству, после возвращения его из Москвы, и открытием этим главным образом, обязаны показаниям любовницы Царевича. Чтение происходило публично, при открытых дверях и окнах. После чтения Его Величество начал упрекать сына своего, который во время пребывания их в Москве, обещался и клялся на Евангелии, что раскроет все действия, намерения свои, а равно и сообщников своих, между тем как он не открыл и сотой части того, в чём клялся сознаться, из чего видна решимость его коснеть в преступных своих замыслах. Его Высочество, пав на колена, умолял о пощаде. Тогда царь, поцеловав своего сына, со слезами на глазах сказал ему, что он с глубокою горестью видит его виновным в столь преступном посягательстве, что в Москве он мог ему простить то, в чём он сознался, но что теперь не желает более судить те преступления, которые он утаил, и что поэтому он предаёт Царевича и его сообщников суду здесь присутствующего духовенства… Это событие, которого не ожидали, произвело потрясающее действие, и в скором времени результат оного сделается известным. После всего вышеизложенного, несчастный Царевич был отвезён обратно в крепость, где содержится под строжайшим караулом. 22 числа сюда привезены из Москвы три весьма важных лица, закованные в тяжелые цепи. Все документы и письма, о которых я говорил, будут напечатаны и опубликованы.

Известия голландского резидента де-Биэ. С. 323-324

…Несчастный Царевич, убоясь, чтоб новое изследование дел его не открыло утаённаго им в первом, подал на письме новую повинную, извиняясь, что он многое пропустил забвением; главнйшее-же было следующее: 1) что он имел надежду на духовенство, и чрез них на народ, помощию коих уповал легко учиниться владетелем; 2) что имел он крайнее отвращение от родителя и от дел, а паче воинских; для чего и притворял себя часто больным, принимая без причины лекарства, и прочее. Но к несносному родительскому огорчению по следствию открылось, что Царевич и в сём признании своём не открыл ещё весьма важнаго, как-то: 1) утаил, что он во время скрытия своего получал из России письма; 2) укрыл многих из участвовавших в его советах и в побеге; 3) показал ложно, что будто писаны были от него к Сенаторам и Архиереям письма по принуждению Цесарскаго Вице-Канцелера Графа Шонбурна; но сей Шонбурн, по настоянию Его Величества Резидента Веселовскаго в Вене, пред всем Министерством быв о том допрашиван, показал, что от него и от Секретаря его никогда не было предлагаемо Царевичу о написании каких-либо писем, но что помянутыя письма присланы от Царевича к нему для пересылки оных в Россию, которых, однако, он без воли Государя своего отправить не посмел, и объявил оныя, как были, запечатанными; 4) о сих письмах прежде показал Царевич, что писаны оныя были набело, и чёрных у него не осталось; но помянутою наложницею его Ефросиньею представлены с оных его руки копии, не сходствующия с его о них показанием, и в которых утаено им такое слово, о котором признался он, что написано в намерении возмутить оным народ; 5), не открыл того, что неоднократно писывал он к Цесарю неправыя жалобы на родителя своего, и также о письме, посланном от него к Киевскому Архиерею; 6) утаил о получаемых им слухах о возмущении войск Российских в Мекленбургии и в Московских окрестностях, о коих возмущениях он радовался, и что был расположен к бунтовщикам ехать, если-бы они по него прислали, хотя-бы то было и при жизни родителя его. Но что всего было для Царевича бедственнее, что не хотел он отнюдь во всём сём признаться, а повинился уже по изобличении его помянутою девкою; 7) что похвалялся он перевести всех верных Государя родителя слуг, и говорил, что Петербург не долго будет наш, и проч.

После признания всего описаннаго, Царевич ещё потребовал дозволения написать забытыя сверх того некоторыя свои дела; но к вящшему несчастно его нашлось и сие новое признание его также неискренним, а по изобличёнии того ещё открылось новое, то-есть, что он в предприятиях своих великую имел надежду на тех людей, которые держатся старины и о делах отца его судят худо, и что сих людей, он, издавна замечая, оказывал себя им всегда благосклонным.

Голиков И.И. (1). Том третий. С. 409- 411