Царевич Алексей. Гибель последнего русского

…Есть свидетельства, показывающие, что, находясь ещё на свободе, он подвергался истязаниям. Уже после его смерти осуждён был на каторжную работу крестьянин графа Мусина-Пушкина Андрей Рубцов, видевший, как на мызе, где был царевич, по приезде царя, повели царевича под сарай и оттуда слышны были стоны и крики, а двое других лиц, слышавших о том от Рубцова, Порошилов и Леонтьев, казнены смертью за дерзкие рассуждения об этом событии. Эти известия делают понятным: отчего царевич мог писать показания, явно составленные под влиянием перепуга.

Костомаров Н.И. (2). С. 24

Во всём этом не много было нового. Всё это, в сущности, не могло изменить тех понятий о царевиче, которые Пётр мог составить себе по прежде сделавшимся ему известными данным. Однако Пётр обратил всё-таки большое внимание на показания Ефросиньи, из которых он узнал и о намерении Алексея после воцарения сидеть спокойно дома, отказаться от всяких военных действий, уничтожить флот, распустить большую часть войска и проч. Более чем когда-либо до этого, царю становилось ясным, что нужно устранить царевича, во что бы то ни стало.

Брикнер А. Г. (1). Т. 1. C.346

Гамбург. 21 июня. В С.-Петербурге всё ещё продолжается следствие над всеми, сколько-нибудь подозревавшимися в том, что они осуждали отрешение Царевича от престола (Degradatie).

Из сообщений тогдашних европейских курантов (газет). Oprechte Haerlemse Dingsdaegse Courant, a. 1718, № 26

С.-Петербург, 30 мая 1718 года, (пол. 23 июня). Мне сказали, что оба брата князья Долгорукие, из коих один генер.-лейтенант, а другой сенатор, и Абрам Лопухин, брат бывшей царицы, были на прошедшей неделе перевезены в Петербург для нового допроса, и что это произошло вследствие признаний, сделанных любовницею низложенного Царевича. После допроса, они были препровождены в другое место, но куда, того невозможно узнать. Во всяком случае, достоверно, что имения их конфискованы, и что на днях будет продаваться с публичного торга их движимое имущество.

Известия голландского резидента де-Биэ. С. 321

С.-Петербург, 3 июня 1718 года, (пол. 24 июня). На днях началась публичная продажа имущества кн. В. Долгорукого, после чего будет продано имущество его брата и Лопухина. Мне, говорили что ген.-лейт. князь Долгорукий был дважды пытан и что признания его так поразили Царя, что Его Величество задался мыслью, не лучше ли положить конец всем допросам и дальнейшим разысканиям всей этой нити замыслов и интриг, тем более, что теперь узнано, что генерал князь Долгорукий в гвардейском полку, бывшем под его командою, посеял весьма тревожные и опасные чувства. Несколько солдат уже было арестовано, и поистине, ничего не надо опасаться столько, как возмущения в этом войске, имеющем среди себя множество дворян и пример которого может иметь гибельное влияние на другие полки. Полагают, что это было причиною тайного отправления в ссылку вышеупомянутых трёх лиц. Иначе, я убеждён, что воспользовались бы публичным их наказанием для подачи примера строгости.

Известия голландского резидента де-Биэ. С. 322

Василия Долгорукого отправили в Петропавловскую крепость, а потом сослали в Соликамск.

Костомаров Н.И. (1). С. 835

А был ли заговор?

Тут самое время изследовать вопрос о том, в самом ли деле так серьёзен был тот заговор, как это казалось Петру, а особенно тем, кто подвигал его на неустанный розыск, новые допросы, новые пытки и привлечение к делу всё новых и новых лиц.

Погодин М.П. (1). С.441

Нет сомнения, что со стороны Алексея государству грозила страшная опасность. За несколько лет до катастрофы царевича Джон Перри писал: «В случае преждевременной кончины царя, всё созданное им с большим трудом рушилось бы непременно. Нрав царевича совершенно противоположен нраву царя; он склонен к суеверию и ханжеству, и нетрудно будет уговорить его к восстановлению прежнего и к уничтожению всего того, что было начато отцом» и т.д. Де Лави писал весной 1717 года: «Крюйст сообщил мне, что если Бог отзовёт царя из здешнего мира, то можно опасаться, что его преемник вместе с дворянством покинет этот город, чтобы возвратиться в Москву, и что Петербург опустеет, и что если не будут следовать предначертаниям ныне царствующего государя, то дела примут совершенно иной оборот и придут в прежнее состояние». В апреле 1717 года де Лави писал: «Духовенство, дворянство и купечество много роптали по поводу отсутствия царевича; меня даже уверяли, что знатнейшие лица снабдили его деньгами и обещали служить его интересам» и проч.