На другой день, 4 октября, царевич писал отцу, также собственноручно: «Всемилостивейший Государь-батюшка! Письмо твоё, Государь, милостивейшее чрез господ Толстаго и Румянцова получил, из котораго, также из устнаго мне от них милостивое от тебя, Государя, мне всякия милости недостойному, в сём моём своевольном отъезде, будет я возвращуся, прощение; о чём со слезами благодаря и припадая к ногам милосердия вашего, слёзно прошу о оставлении мне преступлений моих, мне, всяким казнем достойному. И надеяся на милостивое обещание ваше, полагаю себя в волю вашу, и с присланными от тебя, Государя, поеду из Неаполя на сих днях к тебе, Государю, в Санктпитербурх. Всенижайший и непотребный раб и недостойный назватися сыном Алексей. Из Неаполя в 4 д. октября 1717».
Царь 17 ноября из Петербурга отвечал сыну на его письмо из Неаполя от 4 октября: «Письмо твоё я здесь получил, на которое ответствую: что просишь прощения, которое уже вам пред сим чрез господ Толстова и Румянцева письменно и словесно обещано, что и ныне подтверждаю, в чём будь весьма надёжен. Также о некоторых твоих желаниях писал к нам господин Толстой, которые также здесь вам позволятся, о чём он вам объявит. Пётр».
Бедный царевич! Тучи собрались над твоею головою, вот уже засверкали молнии, и скоро грянет гром!
Когда царевич прибыл сюда с секретарём графа Шёнборна, ему отведено жилище в Castel St. Elmo, дан особый капитан и всякое сообщение с посторонними людьми пресечено… Инструкция ваша о свидании его с Толстым исполнена буква в букву. Кто мог советовать, тем более грозить, чтобы принц возвратился к отцу, когда в инструкции именно сказано, что вы, против воли принца, не выдадите его? Это было несколько раз объявляемо и повторяемо царевичу. Да и какой честный человек решился бы склонять его к возвращению, после того, что он неоднократно разсказывал о своих несчастиях и о характере своего отца? Вот как было дело: