Царевич Дмитрий. Тайна жизни и смерти последнего Рюриковича. Марина Мнишек: исторический очерк

Это обстоятельство позволило некоторым историкам выдвинуть версию о царском происхождении Дмитрия. Подходящую кандидатуру искали и среди внебрачных отпрысков Ивана Грозного, и среди сыновей Симеона Бекбулатовича. Однако наибольшей популярностью в прошлом веке пользовалась версия, опиравшаяся на польскую легенду о неполомицком царевиче, согласно которой Дмитрий являлся незаконным сыном Стефана Батория.

Эта легенда говорит, что король Стефан, устав от долгой и бесплодной войны с Москвой, в последние годы жизни облюбовал себе замок в Неполомицах, на берегу Вислы, куда часто приезжал охотиться. Однако короля манила не столько дичь, водившаяся в окрестных лесах, сколько красавица-дочь управляющего замка. Девушка благосклонно приняла королевские ухаживания и вскоре у нее родился мальчик. Католическая церковь в Польше очень строго относилась к супружеским изменам и внебрачным отношениям, поэтому мать скрывала от сына, кто его отец, но часто намекала ему, что в его жилах течет не простая холопская, а царская кровь и что в будущем ему суждено стать знатным человеком. И мальчик рос, проникаясь сознанием, что он сын какого-то могущественного государя…

В декабре 1586 умер Баторий, а спустя некоторое время болезнь унесла в могилу и его красавицу-любовницу. Оставшись сиротой, мальчик ушел из Неполомицкого замка и стал скитаться по дворам знатных панов; впоследствии судьба привела его в Россию, он побывал в самой Москве и долго жил в русских монастырях, так что в конце концов его стало трудно отличить от коренного русака.

Во время этих странствий он узнал об истории царевича Дмитрия. Один православный монах поведал ему, что на самом деле царевич жив и где-то скрывается, а вместо него в Угличе убит другой мальчик. Слушая эти рассказы, юноша вспомнил все, что говорила ему мать о его царском происхождении, и его поразила внезапная мысль: «Уж не я ли царевич Дмитрий?» Постепенно он так свыкся с этой мыслью, что начал смотреть на себя, как на законного наследника московского престола. В 1601 году он возвратился в Польшу и через два года объявил себя в Брагине царевичем Дмитрием.

Преимущество этой версии перед другими состоит в том, что в ее пользу говорят некоторые документальные свидетельства. Так, супружеские измены Стефана Батория в последние годы его жизни подтверждаются многими современниками, в том числе и русским послам Лукой Новосильцевым, который писал в Москву в 1585 году, что «король с королевой не ласково живут: в прежние года бывал с ней дважды в год, а ныне с ней не живет». А швед Петр Петрей де Ерлезунд, очевидец Смуты и автор интересных записок о Московии, передает следующее: «Знаменитый польский вельможа Ян Сапега говорил, что мнимый Дмитрий был побочный сын Стефана Батория; что посему-то поляки словом и делом, войском и казной помогли ему завоевать Москву».

Польский историк профессор Вержбовский выдвинул оригинальную систему доказательства тождества Дмитрия с внебрачным сыном Стефана Батория, опорной точкой которой служат бородавки на лице московского царя (правда, их количество на современных портретах Дмитрия колеблется от одной до трех: на носу, около правого глаза и на лбу около левого глаза). Вержбовский обратил внимание на то, что на портретах и медалях с изображением польского короля у Батория также ясно видна бородавка над правым глазом. Опираясь на медицинские исследования, подтверждающие, что некоторые наследственные признаки могут передаваться в семьях на протяжении нескольких поколений, польский ученый сделал вывод о достоверности легенды о неполомицком царевиче.

Другой польский историк, Александр Гиршберг, пришел к тому же заключению на основании исследования характеров Батория и Дмитрия. Такие общие их черты, как страсть к смелым и рискованным предприятиям, необыкновенная энергия, вспыльчивость, любовь к наукам, военному делу и охоте, по мнению Гиршберга, объясняются наследственной преемственностью.

К сожалению, доказательства обоих польских ученых не отличаются особой убедительностью. Ведь, как помнит читатель, слуга Сапеги Петровский, ссылаясь на ту же бородавку, доказывал, что Дмитрий является настоящим сыном Грозного; что же касается наследственных черт характера, то, используя тот же метод, можно с успехом сделать Дмитрия потомком Александра Македонского.

Сегодня, как и сто лет назад, в исторической науке существуют сторонники легенды о неполомицком царевиче; ведутся также поиски других «отцов» Дмитрия. Я верю, что перебрав все возможные кандидатуры и убедившись в их несостоятельности, историки в конце концов признают родителями Дмитрия Ивана Грозного и Марию Нагую.

А теперь, после всего сказанного, вернемся к Дмитрию в Брагин и проследуем вместе с ним дальше по лабиринту его необыкновенной судьбы.

VII. Политика, любовь и вера