Царевич Дмитрий. Тайна жизни и смерти последнего Рюриковича. Марина Мнишек: исторический очерк

Говорили, что эта записка привела к поединку Дмитрия с князем Доренским (Костомаров предполагает, что это искаженная фамилия Корецкий), неравнодушным к дочери сандомирского воеводы. Дмитрий случайно выронил записку Марины, князь поднял ее и, придя в ярость, послал Дмитрию оскорбительное письмо с вызовом. На следующее утро противники съехались в роще. В коротком поединке Дмитрий сбил князя с коня и хотел на этом закончить схватку, но Доренский, рассвирепев, бросился на него пеший. Дело кончилось тем, что Дмитрий проколол ему насквозь руку.

Заполучив через свою дочь сердце Дмитрия, Юрий Мнишек желал овладеть и его душой. Подготовка к обращению царевича в католичество началось с первых дней его пребывания в Самборе. В письме папе Павлу V от 12 ноября 1605 года Мнишек объяснял мотивы своих действий тем, что, видя в нем злополучную жертву заблуждений, коснеющую в неправде, он пожалел душу Дмитрия и решил открыть грешнику свет истины. Конечно, он преследовал более практические цели, справедливо полагая, что обращение Дмитрия послужит важным доводом в пользу оказания ему поддержки королем и сеймом.

И вот против Дмитрия составился настоящий благочестивый заговор. Юрий Мнишек привлек к делу двух духовных лиц: о. Анзеринуса и аббата Помасского. Первый из них пользовался в Польше большим и заслуженным авторитетом. Его настоящее имя было Гонсиар или Гонсиарек, но следуя традиции того времени, его имя переделали на латинский лад, чтобы избежать неприличных для монаха намеков и ассоциаций (имя Гонсиар по-польски означает гусак

или большая оплетённая бутыль). Отец Анзеринус был родом из Львова, обучался в Краковской академии, и в 1575 году принял монашество в Варшавском монастыре бернардинов. Побывав за границей для усовершенствования в науках, он в 1585 году был назначен в Самбор лектором философии, а затем получил кафедру богословия в Краковском университете. Уважение к его познаниям и нравственным качествам было так велико, что в конце концов его выбрали начальником ордена польских бернардинов. На этой должности о. Анзеринус проявлял особое попечение об улучшении научного и богословского образования братии. Заслужив твердостью своего управления делами ордена прозвище бернардинского Яна Замойского, он в 1600 году сложил с себя полномочия и вернулся к своим научным трудам. В Самборе он появился снова в 1603 году. Не сохранилось никаких сведений о том, как о. Анзеринус отнесся к приезду туда Дмитрия, но судя по тому, что впоследствии он неизменно величал его царем, бывший глава бернардинов с самого начала признал его подлинным русским царевичем.

Отец Анзеринус, взял на себя, так сказать, обязанности главнокомандующего, направляющего действия своих помощников. Аббат Помасский отправлял в Самборе сразу несколько должностей: королевского духовника, капеллана и секретаря королевского двора. По роду службы он ежедневно бывал в замке, вследствие чего и взял на себя роль застрельщика в обращении царевича. Аббат слыл за учтивого и обаятельного человека, которому трудно в чем-либо отказать. Тем не менее, Дмитрий почему-то не только не поддался его чарам, но даже подсмеивался над ним, – возможно, потому что о. Помасский добавлял к своим речам и манерам слишком много патоки.

Что касается Самборского воеводы, то он выполнял роль резерва. Излюбленной темой его бесед с Дмитрием было восхваление ордена бернардинов. Что это за люди! Как они выдержаны, как скромны, как чиста вся их жизнь!

– Откуда же у них все эти добродетели? – спрашивал Мнишек и сам отвечал: – Очевидно, эти люди владеют высшей истиной.

Дмитрию было трудно устоять перед этим согласованным напором. Его собственный богословский запас, как и у всякого русского, был невелик. Заговорщики же в беседах с ним использовали весь многовековой изощренный опыт католической церкви по обращению грешников: доказывали, убеждали, льстили, поощряли. Не исключено, что Дмитрию намекали на невозможность его союза с Мариной до тех пор, пока он не обратится в католичество.

Все же Дмитрию пока удалось удержать наименее обязывающую позицию: святые отцы не услышали от него ни согласия, ни решительного отказа и вынуждены были удовольствоваться его заверениями, что все однажды решится к общему удовольствию. Тем не менее именно их усилия положили начало дальнейшим, более близким отношениям Дмитрия с римской церковью. Папа Павел V отлично понимал это, когда впоследствии благодарил о. Помасского за одержанную победу в деле обращения Дмитрия.