Царевна не лягушка

Ага, как же! Сбрендить – то еще счастье, а других объяснений я не видела. Вроде, сумасшедших в моей семье не было, а оттого ситуация вдвойне печальнее. И ведь ладно бы что приятное видела, Бреда Питта, например, или другого какого красавчика, а то от такого страшилища хочется сразу в обморок брякнуться и в себя больше не приходить.

– Так вот, ты теперь принцесса!

О, как! Ишь ты, принцесса я теперь. А себя он не иначе, как драконом считает, видимо, бороденкой трясет, глазками вращает!

– Царская дочка, вернее, царевна, то есть, -продолжил вещать «дракон».

Не понимаю разницы между царевной и принцессой, но ладно, хоть не Наполеон, и то радует. А то в дурацкой треуголке я явно буду смотреться смешно. Но почему ноги не слушаются? Может, я так упала неудачно? У меня перелом позвоночника? Инсульт?

В панике жмякнула ногу, боль ощутила, выдохнула. Все это время бородатый следил за мной своими глазками-пуговками.

– Не боись! – заявил вдруг. – Это я тебя обезножил! Чтоб не брыкалась, значитца, да меня не зашибла! А то я домовой нервный, могу и заколдовать сгоряча!

Вот оно что! И как я не догадалась, что, раз я царевна, значит, мне домовой положен! И волк серый, и змей Горыныч, и Кощей пусть сюда же явится, косточками погремит!

Он что-то сделал такое пальцами, отчего я смогла шевельнуть правой ногой. Ура! И речь вернулась, потому как я ощутила, что спазм с горла прошел.

– Я в психушке? – поинтересовалась хрипло, оглядываясь.

Нет, на психбольницу это не было похоже. Конечно, я не знаю, как там изнутри все выглядит, но в фильмах показывают палаты, обитые мягкими подушками или чем-то подобным, а тут вполне себе обычная комната. Ну, вернее, обычная для царских палат – кровать огромная с резным изголовьем под золотым балдахином, ковер ворсистый, на стенах картины с изображениями каких-то людей, совершенно мне не знакомых, у противоположной стены комод с зеркалом, у другой – пузатый шкаф на гнутых ножках, распахнутый, с вывернутым содержимым. Панорамное окно открывало вид на лес вдалеке, а что внизу – было не видно, слишком высоко, наверное.

– Ты – во дворце своего папеньки, – скривился домовой. – Сейчас твоя мачеха приходила, велела наряжаться. Скоро жених прибудет, да в храм поедем, венчаться.

– Что-о-о?

Нет, я так не согласна! Какой еще жених? И вообще, вроде, я не пила ничего такого, отчего меня так переть может. Ни разу в жизни наркотики не употребляла, да и пока собиралась ехать по Ритиному заданию, только бокал шампанского успела влить в себя. Может, это не шампанское было? За такую-то цену… И что теперь делать?

Оглядела себя. Я все в том же платье, задравшемся до бедер, волосы распущены, туфель нет. Странно. Где мои туфли?

– Жених – красавец! – хмыкнул домовой. – Не помнишь, что ли? Сама ж замуж за него хотела.

– Не помню! – я попыталась подняться, с облегчением понимая, что тело слушается отлично.

Встала, обошла комнату, огляделась.

– Если это не сон, – сказала, смотря в окно, и видя теперь внутренний двор с клумбами и беседками, – то я требую объяснений.

– Ишь ты! – осклабился собеседник, тряхнув бороденкой. – Требует она! Я ж тебе сразу сказал, счастье тебе привалило! Ты теперь царевна, жених твой – король, сегодня обвенчаетесь, да будете жить-поживать, добра наживать.

Не успела я открыть рот, чтобы возразить, как дверь без стука распахнулась, явив высокого широкоплечего мужчину с яркими голубыми глазами. Он хмуро оглядел меня с ног до головы, особенно задержавшись на ногах, шагнул внутрь и гаркнул:

– Что за непотребство на тебе надето?

Что? Кто вообще этот мужик? Жених?

Оглянулась на домового, но не заметила его. Странно, только что посреди комнаты был, а тут исчез куда-то.

– Немедленно надень приличное платье, скоро прибудет твой жених, а я не хочу, чтобы единственная дочь опозорила меня перед соседней державой! Хоть волосы догадалась покрасить, Алевтина мне всю плешь твоей рыжиной проела! И веди себя прилично! Помни – ты – царевна.

Я хотела было ответить, но голос опять мне отказал. Что за дела? Проделки домового?

«Папенька» еще раз смерил меня взглядом, покачал головой и вышел. Я услышала звук поворачиваемого ключа. Любят тут царевну-то, чувствую, заботятся. Но я-то ту при чем?

Развернулась резко, огляделась – никого! Может, я и правда сошла с ума? Ну, мало ли, перемкнуло в голове, вот теперь и видится… всякое. Алкаши вон чертей видят, а я домовых и всяких дядек, называющихся отцами. Сейчас еще до кучи эта мачеха явится, ради которой, оказывается, я волосы перекрасила, и я окончательно уверюсь в собственном сумасшествии. Где этот бородатый хмырь?

Будто услышав мои мысли, домовой вылез из-под кровати и застыл посреди комнаты, подозрительно глядя на меня. Будто ждал, скотина мелкая, нападения. Угу, попробуй тут напади, когда он меня то ног лишает, то речи!

– Рассказывай, – вздохнула я и села в так кстати стоявшее у окна синее кресло в мягкой обивке, похожее на икеевское, подогнула ноги, укрыла юбкой.

Домовой по дуге обошел меня, устроился напротив. Вздохнул. Почесал нос.

– Истерик не будет? – спросил хмуро, покосившись.