Царевна Софья

Лефорту вторит генерал Гордон: «Мы находились в ужасном положении, ибо на нашу долю выпало слишком много страданий, и очень трудно было найти траву, чтобы не дать умереть лошадям. Все считали, что если бы татары напали на нас, было бы невозможно использовать даже те силы, что еще остались. Лошади падали и были неспособны тащить орудия, не говоря уже о повозках с провиантом… Нельзя было и вообразить, как можно достичь главной цели похода — завоевания Крыма, ибо мы едва ли могли избежать очевидной опасности и неизбежной гибели, если бы стали двигаться дальше».^{287}

«Армия расстроилась вконец, — продолжал Лефорт, — все роптали, потому что болезни свирепствовали страшно; артиллерию везли те же солдаты, которые еще не совсем изнурились. Наш князь был в отчаянии оттого, что не мог достигнуть Перекопа, что оказывалось действительно невозможным, да, правду сказать, не было и нужды в том: и без сражений смерть довольно потрепала нас… Мы напрягли последние силы, чтобы добраться до речки Янчакрака (в действительности — Карачекрака. — В. Н.). Здесь армия очутилась в бедственнейшем положении. Вода повсюду была черная, в малом количестве и нездоровая; жара стояла невыносимая; дождя не выпало ни капли; во весь поход ни следа травы; и солдаты, и лошади едва тащили ноги. Наш генералиссимус был вне себя и, могу вас уверить, горько плакал».^{288}

К Карачекраку русская армия подошла 17 июня. До Перекопа оставалось еще две сотни верст пути, и на преодоление этого расстояния потребовалось бы не менее шести недель невыносимо трудного марша по выжженной степи. Продолжение похода грозило гибелью большей части армии от изнурения и болезней. А перед Перекопом ее остатки были бы неминуемо уничтожены или взяты в плен многотысячной крымской конницей.

Вечером Голицын созвал военный совет, на котором было принято единодушное решение: «Возвратить армию в пределы России и ожидать там царского указа». Поскольку при отступлении можно было подвергнуться неожиданному нападению татар, воеводы постановили послать к низовьям Днепра двадцатитысячный отряд и столько же малороссийских казаков, чтобы отвлечь силы неприятеля. Командование операцией было поручено окольничему Леонтию Неплюеву, который повел в сторону Запорожской Сечи свой Севский полк и три полка иноземного строя. В помощь Неплюеву был послан отряд во главе с опытным генералом Григорием Косаговым. Украинскую часть этого сводного корпуса возглавил сын малороссийского гетмана полковник Григорий Самойлович, имевший под своей командой пять полков.

На другой день основные силы русской армии двинулись в обратный путь. Голицын в донесении государям сообщил о результатах похода и о решении возвратить войска в пределы России: «Когда перешли мы Конские Воды и двинулись к реке Янчекраку, хан Крымский, сведав о многолюдном и стройном приходе царских войск и о ратном на него наступлении, пришел в ужас и боязнь, и не только сам, отложив свою обыклую дерзость, нигде в поле не явился, но и татары юртов его в крайнем отчаянии все скрылись в самые дальние поселения за Перекопом; а степи запалили, чтобы затруднить нам поход. Разные люди несколько дней шли выжженными степями, с великою нуждою от зноя, пыли, степных пожаров, недостатка конских кормов, переправились через речку Карачекрак и доходили до днепровских заливов, в самые ближние места к крымским юртам, не далее 90 верст от Перекопа». Как видим, Голицын приукрасил — в действительности его армия не продвинулась на юг далее Карачекрака.

«Тщетно, — продолжал главнокомандующий, — ждали мы неприятеля не малое время на реке Карачекраке, для воинского над ним поиску: он нигде не показывался; между тем скудость в конских кормах сделалась всеконечною; стоять долее в выжженной степи было невозможно, и мы возвратились к Конским Водам; а для промысла над крымскими юртами отправили к днепровским городкам окольничего Неплюева с великороссийскими и малороссийским войсками, чтобы удержать татар от впадений в Украйну и Польшу и тем исполнить договор вечного мира».^{289}

Двадцатого июня армия подошла к Конке, по берегам которой уже отросло немалое количество свежей травы. Здесь разбили лагерь и простояли около двух недель, пытаясь восстановить силы. Однако это не особенно удалось, поскольку, по свидетельству Гордона, «померло от нездоровой воды много людей и лошадей». Главнокомандующий принял единственно правильное решение — проделать дальнейший путь ближе к Днепру. «Мы вдруг повернули назад, — вспоминал Лефорт, — и двинулись берегом Днепра, где также всё было выжжено. Переходили вброд болота, чтобы набрать здесь кое-какой травы. Болезни усиливались; умирало множество, гораздо более, чем при наступательном движении… Наш главнокомандующий находился в большой печали на возвратном пути. Вся Московия была в необыкновенно возбужденном состоянии, желая знать, чем кончился поход. Беспрестанно прибывали и уезжали гонцы. Армия отступила, мало-помалу, до реки Орель».^{290}