Царевна Софья

Напуганные стрелецкие командиры больше не обсуждали возможность выполнения требования Петра. Для их успокоения сторонники правительницы распустили по Москве слух, что указ о явке стрельцов к Троице послан без ведома царя, «по вымыслу» князя Бориса Голицына. Вместе с тем Софья еще 13 августа распорядилась описать имущество и арестовать семьи стрельцов, перешедших на сторону Петра. Поэтому московский гарнизон не спешил выполнять полученное тремя днями позже предписание младшего царя, обязывающее всех стрельцов не позднее четырехдневного срока явиться «пред его царские очи». На некоторое время в Москве наступило затишье, хотя, как отметил Гордон, многие были сбиты с толку явно ненормальным положением вещей, когда «два разных государя издавали противоречащие друг другу указы».

Запретив стрельцам выполнять распоряжение Петра, Софья всё же сочла нужным извиниться перед младшим братом и объяснить ему мотивы своего поступка. 16 августа она отправила в Троицу дядьку царя Ивана князя Петра Ивановича Прозоровского и священника Меркурия, духовника обоих царей. Они должны были всеми возможными мерами добиться примирения брата и сестры. Разумеется, эта миссия не могла увенчаться успехом, поскольку «партия» Нарышкиных уже уверилась в своих силах и определенно поставила перед собой цель свержения Софьи. Через два дня посланцы вернулись в Москву, не сумев, как отметил Гордон, «сделать ничего из того, что было им поручено».

Сторонники Софьи в Москве всеми силами старались исправить положение, успокоить верные правительнице стрелецкие полки и сохранить за собой перевес военных сил. Сильвестр Медведев, основываясь на предсказаниях «юрода» из Ниловой пустыни, ободрял посещавших его стрельцов:

— Не бойтесь, хоть и повезет нашим врагам, много что дней на десять, а там опять возьмет верх царевна София Алексеевна, потерпите.^{427}

Шакловитый послал к Троицкому монастырю лазутчиков, чтобы те разузнали, какие показания дают против него и правительницы Цыклер, Елизарьев, Мельнов, Ладогин и другие перебежчики. 18 августа двое разведчиков были пойманы монастырскими караульными, а другие вернулись в Москву, однако их известия оказались крайне неприятны для правительницы и ее сторонников. Стало ясно, что враждебная «партия» намерена обвинить их в организации заговора и планах кровопролития.

Князь Василий Голицын посоветовал Шакловитому попытаться переманить стрельцов Сухарева полка:

— Уговори у Троицы их сколько-нибудь, чтобы они воротились к Москве, а глядя на них, поднимутся и прочие. Тогда царь Петр должен будет поневоле двинуться к Москве, и может устроиться примирение.

Во исполнение этого совета Шакловитый подослал своих поверенных к стрелецким женам, поручив передать:

— Зовите мужей домой, скажите: не то плохо будет им, нападут на них прочие полки, и одному полку не устоять против девятнадцати.

Все эти ухищрения не имели никакого успеха. Сухарев полк сохранял верность Петру, а из Москвы в Троицкий монастырь тайком перебегали поодиночке и маленькими группами стрельцы, решившие подчиниться распоряжениям младшего царя.

Правительница же продолжала усердно молиться и совершать пешие походы в монастыри. 17 августа она была в Новодевичьем, а в следующие два дня в Донском монастыре слушала литургию, которую совершал сам патриарх Иоаким. Вероятно, он по собственной инициативе вызвался поехать к Троице, и Софья поручила ему упросить брата «отложить гнев его и все прочие ссоры предать забвению».

М. П. Погодин относил отъезд патриарха в Троице-Сергиев монастырь к 19–22 августа. Недавно А. С. Лавров на основании «Смотренного списка Троицкого похода» установил точную дату его прибытия в обитель — 21 августа. Трудно сказать, хотел ли Иоаким в самом деле добиться примирения между братом и сестрой. Не исключено, что он попросту решил покинуть Москву, чтобы очутиться в лагере сторонников Петра, которого ранее всегда и во всём поддерживал. Погодин предполагает, что первоиерарху по прибытии в Троицкий монастырь «прочтены были изветы о покушениях на жизнь царя Петра, и об умыслах против него самого. Иоаким убедился приведенными доказательствами и остался в монастыре, приняв решительно сторону Петрову, чем она укрепилась и усилилась значительно».^{428}

Судя по дальнейшим событиям, так оно и было. Нарышкины и Борис Голицын действительно должны были поскорее ознакомить патриарха с показаниями перебежчиков о злых умыслах Софьи и Шакловитого.

Узнав о решении Иоакима остаться в Троице, правительница пришла в негодование, выплескивавшееся в доверительных разговорах с преданными стрелецкими командирами:

— Послала я патриарха, чтоб с братом сойтись, а он заехал туда, да там и живет, а к Москве не едет.

Шакловитый тем временем искал поддержки в стрелецких полках. 27 августа он жаловался полковнику Семену Рязанову: