Царевна, царица, богатырь и птица

В последний миг царевна сделала единственное, что оставалось в ее силах –  изо всех сил подстегнув пятками своего коня и резко развернув его, бросилась наперерез той черте, привстала на стременах –  и поймала стрелу.

Уж как вышло –  так и поймала.

…Воин ли по велению долга заслонил собой свою государыню?

Царевна ли – регента?

Или просто Алька – сестру? Не из долга, а потому что… да просто потому что роднее нет у нее никого во всем свете. Потому что если бы не заслонила, не спасла – как самой-то жить после этого?

А умирать им обеим никак нельзя. Должен ведь кто-то и править в Тридевятом.

Наина не успела ничего понять –  просто увидела вдруг, как дернулась Алевтина, как пустила коня с места в галоп, а затем резко остановила его, подняв на дыбы и поднимаясь в седле сама –  и как вылетела из седла, раскинув руки.

И как торчала стрела из ее груди.

И точно стихло в этот миг все вокруг. И полный боли отчаянный крик государыни, казалось, разнесся над всем полем, над головами воинов –  до самого неба.

– А-а-а-а-а-аль-ка-а-а-а!!

*

Один только звук в тот миг Наина запомнила –  будто в тишине где-то лопнула то ли струна, то ли цепь.

А всего, что происходило в следующие мгновения, после не могла припомнить вовсе. Другие рассказывали ей –  как стегнула она своего коня и помчалась, не видя ничего вкруг себя.

Как едва не снесла заслон из своих же охранителей-стражников. Как пришлось им в последний миг расступиться.

Как слетела раненой птицей с коня наземь.

Как упала на колени у распростертого на земле тела сестры, из груди которой по-прежнему торчала стрела.

Как буквально отшвырнула такого же коленопреклоненного воина в алом плаще.

На прочих богатырей, караулом вставших вокруг, она и вовсе внимания не обратила. Конечно, они и должны до последнего вздоха защищать тело своей сестры по оружию и наследницы Тридевятого царства.

Дрожащей рукой Наина прикоснулась к лицу Алевтины –  удивительно спокойному сейчас и неподвижному.

Как же так? Это ведь не может быть… правдой. А если это правда –  то зачем вообще все?

Того, как градом текли по лицу слезы, Наина сейчас тоже не замечала. Вот разве что в глазах будто расплывалось все.

– Позвольте, государыня, –  этот голос был хорошо знаком Наине, и даже что-то значил для нее. Многое, кажется, значил. Но сейчас она об этом не помнила.

Просто оказалось вдруг, что рядом с ней на землю опустился богатырь –  не тот, что прежде. Темноволосый, с остроносым птичьим профилем. Колдун. И лекарь.

Протянув руку, Ратмир ухватился за древко стрелы, чуть пошевелил –  и выдернул. Наина, вздрогнув, вскрикнула, будто это в ее груди должна сейчас распахнуться рана.

Но… с чуть погнутого острия не капала кровь.

Да и кольчуга… кольчуга оказалась смята, звенья на груди слегка погнулись, но… дыры в ней не было.

Так стрела… застряла в кольчуге?

Еще не веря себе, Наина подняла взгляд на колдуна и медленно перевела его на лицо сестры.

– Кольчуги я на совесть заговаривал, –  спокойно проговорил Ратмир. –  Но удар должен был быть сильный. Затылком оземь, должно быть, тоже приложило знатно. Ее Высочество…

И в этот момент Алька застонала.

– О… о небо!! –  Наина схватила сестру за плечи и затрясла. –  Жива!!

– Ай… больно же! –  до сих пор остававшееся неподвижным лицо Алевтины чуть скривилось, и она тяжело приподняла веки. –  Не тряси!

Наина тотчас разжала пальцы, уронив руки, и неожиданно для самой себя расхохоталась –  не переставая плакать.

Алевтина с трудом, морща лоб от боли, попыталась приподняться. И тогда Наина, не переставая всхлипывать и сама не зная уже –  от смеха или от слез –  сгребла ее в объятия.

– Ой! Задушишь, Наинка, больно… –  тем не менее, младшая царевна и сама вцепилась обеими руками в старшую. А потом, пошевелившись, вдруг шепнула той на ухо, –  Наина… а отчего так тихо-то стало?

Не отпуская сестру из объятий, Наина с изумлением прислушалась –  и впрямь тихо! –  и оглянулась.

До этого мига будто кто натолкал ей хлебного мякиша в уши, да пеленой глаза застелил. А теперь –  точно сдернули с мира ткань, вернулись краски и звуки. Нет, кругом не было той мертвенной тишины, в какой правительница, себя не помня, неслась к умирающей, как она думала, сестре. Но… не было и звуков боя.

Что-то звякнуло совсем рядом –  упал оземь щит, а следом и меч, черного воина. А сам он, точно проснувшись от долгого тяжкого сна, с изумлением озирался вокруг.

Точно так же озирались, точно ничего не понимая, и прочие воины короля Демара. Кое-кто продолжал биться, но –  словно стержень из них какой вынули. Иные просто бросали или роняли оружие. А иные пытались о чем-то расспрашивать… своих же противников.

…А нежити вовсе как будто не видно нигде. Впрочем, нет –  вон туша волкодлака, и еще одна… и зеленоватая рука упыря –  самого его не видно из-за раненого воина. Вот только рука эта не дергается, точно и не намерен тот упырь вставать заново, и нет нужды сжигать его поскорее.

Воины Тридевятого оружие опускать не торопились –  кто знает, чего теперь ждать?