Царевна, царица, богатырь и птица

Дело осложнялось тем, что королевские регалии Тридесятого, как и в любом другом государстве, подчиниться могли только представителю правящего рода, и никак иначе. А ведь теперь Тридесятое придется восстанавливать. Упокаивать разгулявшуюся нежить –  ту, что поднялась не по велению колдуньи, а из-за высокой концентрации горя и боли жителей страны. Восстанавливать экономику –  да и просто нормальную жизнь. И все это сделать без помощи сильнейших артефактов будет куда как сложнее.

Да, в конце концов, нужно еще включить наконец Тридесятое в союзный договор, чтобы больше такого не повторилось, с колдовской помощью или без! Да и всем прочим странам хотелось иметь под боком разумного соседа, с которым можно договариваться, а то и торговать.

Герцог Веллиас Ярден из Однажды настаивал, что необходимо ограничить королевскую власть в Тридесятом, создать парламент, однако Демара вернуть на престол, поскольку кроме него в королевском роду править-то и некому. Юный Елисей определенно не готов пока принять бремя власти.

Посол из Пятнадцатого королевства полагал, что Елисея все-таки можно посадить на трон, а к нему приставить советников, чтоб контролировали каждый шаг.

Представитель Триждытретьего шляхетства напоминал, что родовые регалии в этом случае могут и не откликнуться –  ведь Елисей будет отдавать приказы не своей волей.

Хильдур с Семи островов и вовсе требовала казнить Демара и на всякий случай посадить в темницу Елисея, и уверяла, что с регалиями после можно будет как-нибудь разобраться. Маги, правда, на это только болезненно переглядывались и удрученно качали головами.

А когда все на миг замолчали, вдруг послышался голос царевны Алевтины Игнатьевны. Конечно, она тоже была тут –  на правах наследницы. Ну и что, что прежде на международных совещаниях она никогда не присутствовала, полагая их скучнейшим занятием? Так то когда было!

– А для королевских регалий важно, чтобы наследник был законорожденным?

В зале повисла тишина. Присутствующие осмысляли услышанное. Затем кашлянул один из магов.

– Кхм. Регалии примут носителя королевской крови или того, кто был принят в род.

– Ага… –  Алевтина, и не оглядываясь на колдунью, знала, что та усмехается. И на кого она сейчас смотрит. Сама царевна, обведя взглядом присутствующих, тоже остановила взгляд на главе богатырского отряда. –  Так что, Михайла Демарович, не желаешь ли корону примерить? Из тебя-то король всяко мудрее выйдет, чем…

Договаривать она не стала. Все было ясно и так.

Вот только Михайла на это нахмурился.

– Дмитриевич я. И нет –  не желаю. Никогда в те земли возвращаться не желаю. Моя родина –  в Тридевятом.

Алька смотрела на него и думала, как же она раньше могла не замечать, насколько Михайла похож на короля-соседа? Ведь и впрямь –  тот же высоченный рост, те же глаза чуть округлые, твердый взгляд, тот же нос прямой, то же уверенное выражение лица… волосы разве другого цвета.

Даже голос похож –  сильный, властный, таким только приказы и отдавать. И все слушать будут.

А все борода! Демар-то брился гладко. Поди-ка угадай сходство, когда борода пол-лица закрывает!

Смотрела Алька и казалось, что даже историю Михайлы можно не выспрашивать… Стоит лишь сопоставить все, что она знала об этом мужчине и слышала о загадочном бастарде.

Будто наяву представилось ей, как возвращался тогда еще королевич Демар в свою страну из столицы Тридевятого. Гневаться изволил наследник престола, которому в который раз отказала царевна Анна –  ради какого-то простого воина!

Как остановился он на постой в приграничной деревне… и как приглянулась ему там девушка –  простая селянка.

Королевич привык брать то, что ему нравилось, не спрашивая. Конечно, девица была гражданкой чужой страны, просто так забрать ее с собой было никак нельзя… но ведь это всего лишь крестьянка. Кто их считает? Да и мало ли, что может приключиться с деревенской девушкой, которая одна в лес по грибы,  по ягоды ходит? Зверь, небось, дикий задрал да утащил в берлогу.

Кто другой бы не провез через границу связанную девушку –  но кто осмелится досматривать карету королевича?

Девушка Демару надоела быстро –  больно уж много плакала, так что в конце концов ее отослали к прочим слугам, помогать на кухне.

Правда, после оказалось, что уже носит она в своем чреве дитя.

Нерожденного еще сына она любила несмотря ни на что. Придумала ему имя, пела песни, оглаживая живот. Рассказывала кухаркам о родном селе. И мечтала, что однажды хоть сын ее сможет туда вернуться.

А потом умерла родами.

Мальчику о ней и ее селе рассказывали уже слуги. И рос он самым непокорным рабом, какой только возможен. Не раз и сбегать пытался –  так, что его стали на ночь цепью приковывать. Днем же давали самую тяжелую работу.

Король Демар о рабынином сыне, конечно, знал. Раз даже пожелал взглянуть на мальчишку –  и порадовался, как сильна его кровь. Но рабынин сын оставался рабыниным сыном.

Разве что секли его чуть реже, чем прочих.

Когда юноша немного возмужал, однажды ночью он просто разорвал цепь –  благо, силой его небо не обделило.