С рассветом в поддержку им Каранни двинул и пешие войска.
Мари-Луйс понимала, что супруг ее стремится взять хеттов в кольцо с
тем, чтобы конница затем прорвалась в лагерь.
Солнце всходило багровое, как кровью облитое. Холодный осенний воздух
был какой-то колючий.
Царевич Наназити подкатил в колеснице к Мари-Луйс и, с юношеской
пылкостью приветствуя ее, сказал:
— Советую тебе, возлюбленная женщина моего отца, войти в шатер и не
покидать его!
— А если я, — ласково улыбнувшись ему, проговорила она в ответ, —
пожелаю быть рядом с тобою?..
— Отец требует, чтобы ты оставалась в шатре.
— Я хочу и с отцом твоим быть рядом!..
— Он будет на поле битвы.
— Именно там-то я бы и хотела быть, мой юноша. Разве ни ты, ни твой
отец не понимаете, что обречены на погибель?
Царевич рассмеялся:
— Неужто так?
— Конечно. У армян видишь, какая конница. Вы бессильны противостоять
ей.
— Удивительное дело! — уже серьезно промолвил Наназити. — Впервые
вижу подобное. Когда, каким образом армяне додумались до этого? И как им
такое удалось? Не понимаю.
— Они и богов могут оседлать и взнуздать! — засмеялась теперь уже
Мари-Луйс — Ты славный, Наназити, мне жаль тебя.
— Отец мой противопоставит армянской коннице своих слонов. Они ох как
страшны!..
Наназити стеганул коней и умчался.
Мари-Луйс долго с усмешкой смотрела ему вслед. Затем обернулась туда,
где виднелись сгруппированные армянские части. Вот взгляд ее отыскал знамя
Каранни. Она вся напряглась: вдруг увидит и его самого или хотя бы его
колесницу?.. А куда свернул Наназити? Что, если он помчался прямо к стану
ее супруга?.. Остановись, глупый юноша, престолонаследник Каранни, что
лесной ягуар, вмиг удушит тебя!.. Остановись!..
Осеннее солнце совсем не грело. Только зажигало сверканием оружие
воинов.
Слева опять накатывался какой-то рокот. Мари-Луйс с тревогой
посмотрела туда и увидела что-то вроде огромных движущихся холмов. Как
барханы в пустыне под ветром.
Ясно! Это хетты готовятся ввести в бой своих слонов.
Мари-Луйс забеспокоилась не на шутку. Наназити ведь сказал, что они
против конницы направят слонов!..
И много этих слонов. Сотни полторы. Когда они выступили из Хаттушаша,
Мурсилиса как раз сопровождал военачальник, приставленный к ним. С виду
довольно приветливый, немолодой уже человек. Слонов царю Мурсилису
доставили из Индии. Они специально обучены. Сила в них ужасающая.
Мурсилие очень гордился своим приобретением. Ведь на поле сражения
они буквально затаптывают войско противника и обращают в бегство.
Для лютости перед боем их еще и опаивают вином...
Мари-Луйс ринулась к шатру царя Мурсилиса. На пути она увидела, как
воины, приставленные к слонам, наливали вино из бурдюков в корыта.
Военачальник их низко поклонился Мари-Луйс.
У царицы в руках был скипетр, завершающийся золоченой головой богини
Иштар с пустыми глазницами.
Мари-Луйс остановилась у корыт с вином, вокруг которых ходили жрецы и
освящали пойло слонов. Она подошла поближе и тоже, как бы присоединяясь к
священнодействию, стала опускать свой скипетр то в одно, то в другое
корыто и, покрутив им семь раз, незаметно нажимала на потайную кнопку
сжимаемого в ладони скипетра, из которого через глазницы золоченого божка
в корыта с вином сочился смертельный яд.
Так Мари-Луйс «освятила» все корыта. Затем она от имени царя щедро
вознаградила приставленного к слонам военачальника и его воинов.
— И столько же получите, когда с победой завершите сражение!
— Так будет! Мы одержим победу! — подобострастно кланяясь, отвечал
военачальник. — Да исполнится воля твоя, божественная царица!..
Мари-Луйс оставалась близ слонов, пока они не выпили все вино.
Вернувшись к себе в шатер, она попросила позвать к ней раба-евнуха.
* * *
Какой-то человек бросился в ноги Каш Бихуни:
— О господин, удостой меня внимания.
— Кто ты? — с удивлением разглядывая диковинного карлика, безусого и
безбородого, но одетого мужчиной, спросил Каш Бихуни.
— Не видишь разве, что перед тобою евнух, о верховный военачальник
Каш Бихуни? Послушай меня и вознагради за службу, господин мой.
— И все-таки кто ты и откуда? — не переставая удивляться, допытывался
Каш Бихуни.
— Мне приказано передать тебе, чтобы вы, армяне, не убоялись слонов
Мурсилиса. Они отравлены и все передохнут, еще не ступив на поле сражения.
— А кто их отравил? И кто послал тебя?
— Не велено говорить. Я поклялся богами, не насилуй меня!
Каш Бихуни одарил евнуха, и тот исчез так же внезапно, как появился.
Каждому из воинских соединений жрецы придавали изображения богов того
или иного племени или полка.
Два жреца истово умащивали бронзовое изображение бога Ваагна,
укутывали его изножие шкурами и сипло гундосили какое-то ритуальное
песнопение. Находящиеся в войске армянские женщины и бесчисленное
множество жриц кидали в направлении хеттов дохлых мышей и разную мелкую
тварь, уверенные, что этим сгубят на корню хлеба врага.
Каш Бихуни, не обращая на все это внимания, направился посмотреть
ров, прорытый за минувшую ночь и замаскированный кустарником. Именно тут