Царица Армянская

Не поведя и бровью, без всякого интереса в голосе, Мари-Луйс спросила:

— Что-то вспомнилось, Арбок Перч?

— Нет, а почему ты так подумала, великая и всеславная царица?

— Скажи лучше — несчастная, отринутая, всепрощающая царица. У тебя ведь на языке были эти эпитеты? Великая, всеславная. Может, ты так величаешь меня и тогда, когда совершаешь разбой во главе своей банды, когда грабишь и разрушаешь наши поселения и храмы?.. Ну, что молчишь, говори…

— И, однако, будь на этот раз снисходительна, великая царица. Я, видно, не ко времени явился. А еще скажу, что я здесь не для того, чтобы выслушивать твои укоры.

— Знаю, — усмехнулась Мари-Луйс. — После Нерика и Каннувара ты не посещал меня с добрыми намерениями и открытым сердцем. И ноша твоя — вовсе не дичь, подбитая у берегов священного Евфрата, не подарок для меня, как ты заверял моих людей. Но я хвалю твою находчивость…

— Хетты вновь осмелились принести в жертву человека, божественная! — объявил Арбок Перч. — И помогали им в этом наказанные тобою жрецы и Арванд Бихуни. Плохо ты наказываешь, царица.

Мари-Луйс сурово насупилась, но молчала. Видно, не знает о случившемся. Знала бы — не смотрела на него волком, подумал Арбок Перч. А может, не верит?

Он развернул сверток и поднял отрубленную голову.

— Вот смотри, божественная!..

Царица не моргнула, только тяжело задышала. Выходит, не безосновательны слухи о том, что Арванд Бихуни в сговоре с остатками хеттских жрецов и они тайком вместе продолжают приносить в жертву человека? Значит, он опасен, как и этот силач-мятежник? До каких же пор на нее будут обрушиваться все новые и новые беды!

— Это правда?.. — промолвила наконец она.

— Доподлинная правда. К моему сожалению.

Царица приказала прислужницам обмыть голову жертвы, намаслить и обернуть в саван.

— Далеко это? — спросила она Арбок Перча.

— Нет, великая царица, там, где ты недавно установила образ Эпит-Анаит. Совсем близко отсюда.

В лице Мари-Луйс не было ни кровинки, глаза горели гневом. Но голос не изменился:

— Я довольна тобой, Арбок Перч. В святом деле мы едины. Придет час — достойно воздам тебе. А пока мы вместе отправимся карать преступников, проливающих кровь. Но не подумай, что я во всем твоя единомышленница.

— Понимаю, — с поклоном сказал Арбок Перч. — Я ведь тоже, хоть и пришел к тебе, остаюсь твоим врагом, великая царица.

Мари-Луйс усмехнулась.

— Вот так-то! Под сенью неба нет добра. Только горе. И тем не менее я обещаю не причинять урона ни тебе, ни твоей жене.

— Царские особы, я уверен, держат свое слово.

— И не забывают…

Мари-Луйс приказала накрыть стол на двоих.

— Надеюсь, не откажешься разделить со мной трапезу? — спросила она Арбок Перча.

Он только благодарно кивнул в ответ.

Пригубив немного вина, царица сказала:

— Я не забываю дочери медника Миная. И ты тоже?

— Я тоже, — согласился Арбок Перч.

— Красивая… Я знаю, она отринула тебя, и может, в этом причина, что ты поднял меч против царя.

— Может, и так. И ветер без причины не поднимется.

— Верно. Летучая мышь не любит солнца. Но солнце от этого не иссякает и не устает светить.

У Арбок Перча было ощущение, что царица как бы бросает ему вызов. Никуда не денешься, но лучше меньше спорить и больше помалкивать. Вспомнилась поговорка о том, что коли не ведаешь страха перед боем, значит, считай, уже победил. Прямо стоящее дерево не боится ветра.

Царица с удовольствием потягивала вино, словно стараясь залить им свое отчаяние. Арбок Перч почувствовал, что в эту минуту она не столько царица, сколько просто женщина. Ничего хорошего такое не сулит…

Мари-Луйс поинтересовалась, на чем основаны, чем направляются мятежные борения Арбок Перча.

Он поставил чашу с вином и на миг задумался.

— Борюсь я за свободу, а опорой мне мое мужество, честь.

— Не мало ли? Честь, мужество — это хорошо. Но одним мужеством стены не разрушишь. И если я скажу, что то, что толкает тебя к мятежу, несбыточно, как ты на это посмотришь?

— Не отступлюсь. Цель моего существования впредь только в этом…

Царица прекратила спор и после своей словесной атаки сделалась снова терпимой и обходительной.

— Не следует вечно сетовать на судьбу, — сказала она, — этим ничего не изменишь. Человек должен быть доволен собой. Ты поднялся против зла и насилия, но забыл, верно, что и Мажан-Арамазду не сладить с такою задачей.

— Это от себя говоришь, божественная, или внушением свыше?

— От себя. Только от себя.

— А то ведь утверждают, что вы, цари, происходите от богов и их именем проповедуете, будто всяк поднявшийся против царя поднялся и против богов.

Тут уже царица не удержалась и чисто по-женски — звонко и от души — рассмеялась.

— Это так, Арбок Перч. Но вспомни: для утверждения одной истины надо придумать сотни лживых уловок. О наивные недоросли, ваша беда не столько в царях и властителях, сколько в вас самих. Да, да, в вас. Вы безвольны. Верите всякой лжи и иллюзиям, а не в природу человека, в его неприкаянность от рождения. Вот вы — разбойники. Ведь вы — вероотступники, а проповедуете верность?..

— Я направляю свое копье против богов и против тех людей, которые сеют ложь!..