Армяне кинулись на хеттов. Те вместе с армянскими жрецами подались в глубь храма. Скопцы набросились было на Арбок Перча и стали душить его, но он успел выхватить меч из ножен, и скопцы отпрянули.
— Бейте убийц, люди! — крикнул Арбок Перч и стал одной рукой направо-налево крушить жрецов, в другой он держал злополучную голову.
Толпа уже всею силой и мощью атаковала храм. А Арбок Перч тем временем скрылся…
Стемнело. Площадь постепенно опустела. Жрецы извлекли из тайников поверженных идолов, то немногое, что от них уцелело, и установили у входа в храм.
Арванд Бихуни в одиночестве молился в полуразрушенном и разграбленном храме. Вдоль всей стены тянулась процессия каменных богов. Арванд Бихуни молился, а душу рвал страх. Откуда взялся этот разбойничий предводитель?.. И куда он подевался с головою жертвы?..
Верховный жрец поднялся с колен и, тяжело ступая, направился в усыпальницу, где покоились почитаемые святыми жрецы.
На одной из плит лежал прорицатель Чермак. Арванд Бихуни смиренно поклонился ему.
— Вставай, святой человек, превеликий прорицатель Чермак. Подымайся, ты необходим мне в этот трудный час. Я хочу знать, что меня ждет.
Тот неспешно поднялся, снял с себя власяницу, скинул шапку, сдернул с лица маску и надменно спросил:
— Что именно ты хочешь знать, лживый человек?
Великий жрец побледнел. Перед ним стоял вовсе не Чермак, а тот самый хетт, который принес в жертву человека, скрываемого под бараньей шкурой. Арванд Бихуни своею ладонью прикрыл ему рот.
— Никто не должен знать, что ты здесь!..
Всю ночь Арванд Бихуни провел с ним наедине.
Арбок Перч шел в сторону Арджо Арича. Под мышкой он нес завернутую голову убиенной жертвы.
Ночь настигла его в глубоком ущелье. Прошел еще немного и наконец приметил мелькающий под развесистой орешиной слабый огонек. Он знал: это маслобойня. Подошел, постучал в плотно затворенную дверь. Звякнула щеколда, и дверь подалась. На пороге показался светлобородый, совсем еще молодой человек.
— Гость от бога, входи, — пригласил он и тут же засветился радостью. — О Арбок Перч, входи, брат, входи. Какого бога благодарить, что привел тебя сюда, а?
Они вошли в помещение.
— Значит, жив ты, Арбок Перч? А говорили, что верховный жрец Арванд Бихуни убил тебя?..
— Руки у него коротки.
— Благословение огню и воде за то, что ты жив! Ведь уж сколько раз прошел сквозь огонь и воду.
Арбок Перч бережно положил сверток к стене и сел на мешок, туго набитый кунжутным семенем.
— Жив-здоров, брат?
— Вот только уверенности нет, — сказал хозяин дома, — что не сегодня завтра боги не утянут меня в свои объятия. Оно и пошел бы, да вдруг встречу в лесу кабана… Ну да ладно, что на роду написано…
Он придвинул к гостю столик на низких ножках. Тут же появился юноша. Принес ячменную лепешку, еще горячую, и кружку солодового пива.
— Угощайся, Арбок Перч, — предложил хозяин дома. — Да помогут боги каждому из нас прожить до своего часа. Бери, ешь.
Впряженный в давильный камень буйвол размеренно кружил вокруг маслобойни, делая свое привычное дело.
Арбок Перч жевал хлеб, а на сердце была такая тяжесть, словно этим самым давильным камнем прижало. Перед глазами стояли хеттский жрец с окровавленным ножом в руке и Арванд Бихуни. Пожиратели людей всегда вместе, будь то хетт или армянин. Эх ты, Мари-Луйс, они ведь и тебя сожрут. Ты воюешь за единобожие. Да поможет тебе твой един бог. Только как?..
Голоден он был изрядно. Оттого и не заметил, как умял все, чем его потчевали. Но пора было уходить.
— Да утроят тебе боги то, что я убавил в твоем доме! — сказал он, подымаясь. — Надо идти, брат.
— Куда ты в такую пору? Забыл, что боги в обиде на тебя? Нашлют ночных бед, несдобровать. Дождись утра.
Арбок Перч пристально глянул на него и поднял свой сверток.
— А ты что-то недосказал мне?
— Что тут говорить, — с досадой пожал плечами хозяин дома. — Развалины не иголка, под шапку не упрячешь. Они вопиют. Мы уже не принадлежим себе. Село разрушили поля истоптали.
— Кто это сделал? И за что?
— Село приняло тебя с твоими мятежниками, наделило чем могло, как у нас, у армян, принято. Царь про то прознал, явился, двенадцать твоих воинов на кол вздернул, а сельчан наших, каждого десятого, велел заживо сжечь. Против кого ты руку поднял? Где ищешь справедливость, заблудший? Из-за тебя и мы пострадали…
Арбок Перч впервые в жизни не мог понять, что же с ним творится. Мозг вдруг как молнией пронзил вопрос: и это то, о чем мечталось? Его люди убиты, а разделившие с ними хлеб-соль сельчане понесли жесточайшую кару.
Придавленный тяжестью своих дум, он направился к двери.
— Доброго пути! — пожелал ему хозяин. — И да помогут тебе боги!
— Ни в коем случае! — оборвал его Арбок Перч. — Отныне я сам себе бог.
Хозяин сокрушенно воскликнул:
— Конец света!
— О, нет… Только начало света. Я отправлюсь сам к себе. Иду искать себя, узнать, кто я есть. Я…
— Путь добрый!..
Арбок Перч шагнул за порог, и густая темень поглотила его.
Проходя разрушенным селом, Арбок Перч увидел посаженных на кол людей и содрогнулся. Неужто и весь мир в такой тьме и муке, как это полуразрушенное село?..