Верховный жрец понял, что на этот раз спасен, но все же спросил с деланной робостью:
— Какую смерть ты мне определяешь, царица?
Мари-Луйс не мигая глядела на него. «О дитя мое, единственное счастье жизни, я обязана спасти тебя, пусть даже ценою своей жизни!..»
После долгой паузы она сказала в ответ на вопрос жреца:
— Ты не стоишь того, чтобы твоя мерзкая жизнь кончилась от моей руки, Арванд Бихуни.
— А чего же я вообще стою?..
Царица не ответила. Онемела от боли и тревоги. С трудом придя в себя, она сказала:
— Ты обязан опровергнуть свою ложь.
— Исполню непременно, царица!..
— Никто!.. Слышишь, никто из тех, кто распространял эту ложь, даже те, кто хоть краем уха ее слыхали, не должны остаться в живых. И умертвишь их ты!..
— Будет исполнено, великая царица.
— А теперь сгинь с моих глаз.
Арванд Бихуни поклонился и вышел.
Царица направилась в детскую. Ребенок безмятежно спал с выражением ангельской невинности на лице. Его черные кудри были схвачены обручем, увенчанным золотой птичкой.
Мари-Луйс опустилась перед кроваткой на колени.
— О дитя! Мое несчастное дитя!..
И эту ночь, и весь следующий день Мари-Луйс не отходила от сына. Рассказывала ему легенды и сказки, запомнившиеся еще из детства в далеком отчем горном крае, играла с ним. И то и дело надевала ему на голову корону и любовалась.
Мальчик безудержно веселился.
Дни проходили в стенаниях и страданиях.
Во дворце, в старом и новом храмах каждый день кто-нибудь умирал. То два-три жреца, то кто-то из придворных. Умирали скоропостижно, загадочно и таинственно.
Мари-Луйс знала обо всем происходящем: Арванд Бихуни держит свое обещание…
В один из дней царица попросила привести к ней лучшую в городе жрицу-гадалку. Раньше она никогда такого не делала, всегда порицала разного рода вещунов-предсказателей. Но сейчас сердце занозой пронзала такая боль, что надо было любой ценой, пусть хоть ценой самообмана, чуть успокоиться, погасить огонь души.
Гадалка явилась во всеоружии, с гордым сознанием значимости своего ремесла. Мари-Луйс сорвала два крупных камня с короны и положила их на протянутую ладонь жрицы.
— Погадай, что ждет меня завтра, и постарайся хоть отчасти приблизиться к правде, если можешь. Не лги.
Жрица рассмеялась.
— Да весь мир — это гнездо лжи, царица. Все мы друг друга обманываем. Я — тебя, ты — кого-то другого, а тот — еще кого-нибудь. Так все во лжи и пребываем, до самых богов…
— Ладно, ладно, гадай, — прервала ее царица. — Только покороче.
— А что, если мое гадание напугает тебя?
— Царицы не из пугливых.
— Я имею в виду испуг матери.
— Если она мать, то дважды царица.
Гадалка извлекла из кожаной сумы разную ветошь, расстелила все на ковре и стала носиться вокруг вприпрыжку, то что-то шепча, то всхлипывая, и при этом ужасно гримасничая.
Наблюдая за ней, царица невольно испытывала чувство омерзения.
Наконец гадалка изрекла:
— Ты погибнешь от низвергнутых тобою идолов! Произойдет это велением богов!..
Мари-Луйс тихо вздохнула.
— А мой сын?..
— Он будет жить. И придет время, заменит отца своего на троне, станет царем.
Словно глыба свалилась с души Мари-Луйс, так ей вдруг стало легко. И мир засиял…
— Кто глаголет твоими устами?
— Боги, которых ты низвергла, царица.
— Так разве они еще есть?..
— Есть, есть, царица. Все до единого. Даже богам не дано низвергнуть богов в единоборстве…
— Однако, — прервала царица, вновь обретая покинувшие было ее силы, — говоришь, велением богов все произойдет? А может, по злой воле верховного жреца Арванда Бихуни?
— Верховный жрец наш, Арванд Бихуни, святой. И он ведь в отшельничестве. Из-за тебя покинул город, нашел, говорят, приют у бежавшего еще ранее жреца Таги-Усака, неведомо, где именно.
Царица пристально посмотрела на закутанную во все черное, до самых глаз, маленькую гадалку. Но та даже не моргнула.
— Арванд Бихуни предатель, злая душа. Он должен сгинуть, если не опровергнет свою ложь.
— Святые не лгут, — сказала жрица-гадалка. — Не безумствуй, великая царица. Твое дитя вне опасности. Его жизни ничто не угрожает. Возродившиеся из праха боги желают, чтобы он жил, а ты — нет. Опоры существования подкосились. О Мари-Луйс! Несчастная женщина!
Мари-Луйс вскочила как ужаленная и, снова рухнув, разрыдалась. Гадалка подошла к ней поближе, погладила по голове, стала утешать, возносить за нее молитвы.
Царица припала к ней, схватила за руку и заговорила:
— О заблудшая душа, спаси моего ребенка! Я готова покинуть этот мир, только бы он был жив и счастлив! Помоги мне, женщина с ликом Ерес Эпит!..
Гадалка велела привести царевича. Его привели. Нарядного, одетого по-царски.
— Вот он, всемогущая ведьма! — воскликнула Мари-Луйс. — Спаси его! Немедленно доставь к отцу, к царю Каранни! Прошу во имя всего святого!.. Во имя царя!..
Гадалка согласно кивнула.
— Хоть сыну твоему и не грозит никакая беда, его следует удалить от тебя, чтобы пресечь распространение лжи о его незаконнорожденности.
Царица сорвала с головы корону и протянула жрице-гадалке.