Царица Армянская

Его спокойствие, показавшееся ей признаком крайней холодности, ужасно задело самолюбие Мари-Луйс.

— И ты!.. Слышишь, и ты!.. Знай, то, что не принадлежит мне, должно быть уничтожено!..

Таги-Усак опустился перед ней на колени.

— Знаю, божественная царица! Знаю и одобряю и мысли твои, и деяния. Знаю!..

Царица встала, подлила в светильники масла. Таги-Усак заметил, что руки у нее дрожат, значит, буря еще не миновала. Разгоревшееся масло обдавало брызгами все вокруг, но Мари-Луйс ничего не видела. Не видела и того, что платье ее тоже забрызгано жиром. Когда огонь в светильниках разгорелся, царица кликнула Арбок Перча. Он вошел тотчас. Вид у него был несколько странный, весь какой-то растерзанный, одежда в винных пятнах…

Царица показала на Таги-Усака и спросила:

— Тебе знаком этот человек?

— Да, — низко кланяясь своей повелительнице, ответил Арбок Перч. — Знаком. Это астролог двора и твой управитель…

Прятавшаяся за шторой мамка затаила дыхание: неужто царица велит обезглавить Таги-Усака?!

Таги-Усак стоял спокойный, как жертвенный бычок перед закланием. Арбок Перч вытянул наполовину меч из ножен. Царица была необычно бледной.

— Знай, Арбок Перч, — грозно произнесла она. — Я позвала тебя сказать, что запрещаю поклонение богу Шанту и отправление каких бы то ни было обрядов в его храме! Следи за хеттскими жрецами. И если потребуется, пусти в ход свой меч, испытай его острие на их шеях.

Мамка облегченно вздохнула. Таги-Усак пожалел, что царица не обезглавила его: избавился бы наконец от вечной муки…

— Худо тебе придется, Арбок Перч, — сказала Мари-Луйс, — если будешь думать не головой.

Арбок Перч пал к ее ногам. Затем по велению царицы поднялся и быстро вышел вон. В зале остались один на один царица и Таги-Усак. В светильниках потрескивало масло.

— Готовься к ночному пированью, Таги-Усак! — сказала царица. Голос ее теперь был преисполнен ласки.

Пили много. Царица то и дело обхватывала ладонями помутневшую и словно бы вконец опустошенную свою голову. В какой-то миг вдруг увидела в зеркале свой блуждающий взгляд и воскликнула:

— Ты несправедлива, богиня Эпит-Анаит. Разве нельзя уберечь меня от вспышек гнева?.. Наверно, нельзя. И ты, наверно, тоже пьянеешь от вина?.. При армянском царском дворе и в домах наших родоначальников женщина, которая не пьет вина, не участвует в мужских пирушках, не пользуется уважением… Это установлено тобою, Эпит-Анаит. Вон жена и дочери военачальника Нерика тоже пьют…

Кутили долго. Было уже далеко за полночь, когда Мари-Луйс отпустила музыкантов. Налив полный кубок, она своей рукой поднесла его Таги-Усаку:

— Пей и вспомни нашу священную землю, наш Сисакан! Там некогда жила-была дикая серна, околдованная песнью леса. Сейчас эта серна в заточении. Кончилась ее вольная жизнь. Она тоскует о своих предках, о друге и мечтает о той невозвратной, такой милой сердцу дикости…

— А о чем мечтает моя венценосная госпожа, которая, вот она, с ликом серны сидит передо мной! — нежно глядя на Мари-Луйс, спросил Таги-Усак.

— О вине с дурманом, чтоб забыться и чтоб все сгинуло! Хочу, чтобы душа моя и тело обрели согласие, не желаю я жить в угасании, вспоминая только минувшие радости.

Таги-Усак понимал, что причина ее душевного разлада отчасти в нем. И, о боги, как он любит эту женщину, как стремится к ней!.. Когда они встретились впервые?.. Вчерашней ночью или целую вечность тому назад, когда был сотворен первый человек? Когда?

Рассвело. Уже не так искрилось золотистое вино.

— А теперь в путь! Отправимся навстречу солнцу.

Мари-Луйс взяла с собой только жену и дочерей властителя Нерика. И они пошли по узким улочкам города. А на достаточно большом расстоянии за царицей следовали хорошо вооруженные воины из ее охраны. Мари-Луйс многих из них знала в лицо. Это были воины, дарованные ей отцом, когда она уезжала из Сисакана в Куммаху. Уже на новом месте царица всех их переженила, и теперь, куда бы они с ней ни выезжали, Мари-Луйс всегда брала в свою свиту и их жен.

С отцовыми владениями соседствует земля Арцах, единокровная и братская для сисаканцев.

Улицы Нерика были многолюдны. Горожане веселились в честь приезда царицы. Все несли святую воду в кувшинах и кропили царицу и ее свиту. Вокруг курился ладан. Приближаясь к Мари-Луйс, люди сбрасывали с ног обувь. Царицу земными поклонами приветствовали и хетты, бежавшие от своего царя и нашедшие убежище в Нерике. Одеты они были в женоподобные балахоны. В сочетании с их бородатыми лицами это выглядело довольно-таки комично.

Один из них вдруг выкрикнул:

— О богоравная царица, не отдай нас нашим мучителям на истязание!..

Юноши-армяне ярко раскрасили свои полуобнаженные тела. Идущие впереди царской процессии дворцовые рабы несли медные и глиняные подносы с огнем для храма Мажан-Арамазда. Встречный люд, примыкая к шествию, громко приветствовал свою царицу.

— Слава светоносной царице нашей!.. Слава!..