Царица Армянская

Мари-Луйс оставалась внешне спокойной. Она сумела, затянув Мурсилиса в сети своих чар, задержать его, отвлечь от мысли о необходимости идти войной против армян, пока не вернется Каранни. Теперь ей уже легче. О себе она не думает. Важно, что теперь перевес на их стороне и они непременно победят. Мари-Луйс уверена в этом. «Благодарю вас, о всесильные боги Мажан-Арамазд и Эпит-Анаит, за то, что вы помогли мне одурманить Мурсилиса, сделали этого страшного изверга мягче воска и бросили к ногам моим!»

Она взглядом дала понять Таги-Усаку, чтоб он удалился, и тот торопливо попятился к двери и вышел. На ковре остался открытый ларец эбенового дерева, в котором сверкали диковинные камни.

Мари-Луйс легким движением сбросила с плеча пурпур своей тоги, полуобнажив грудь, и стала ластиться к растерянно-беснующемуся Мурсилису, даже губами к нему потянулась.

— Не огорчайся, о великий, о божественный, возлюбленный властелин мой! — страстно нашептывала она ему. — Перед твоею мощью все падет! Я негодую вместе с тобой, узнав о случившемся, единственный мой, властелин души и тела моего! Положись на меня, я все сделаю для того, чтобы звезда твоего царства сияла подобно солнцу!..

Она сбросила с ног шитые золотом сандалии, дабы молиться босой, опустилась на колени и стала истово отбивать поклоны.

Царь снова взъярился:

— Да разве мир не ведает, что имя его завоевателя и правителя Мурсилис?! Я залью страну Уганны кровью его подданных и утоплю в ней всех армян!..

А Мари-Луйс продолжала успокаивать его:

— Все желаемое тобою свершится, о великий царь! Ведь этого жаждут и боги, тебе покровительствующие! А раз так, отринутый богами Каранни, вторгшись в твою страну, найдет здесь свою погибель…

Мурсилис, не унимаясь, ревел зверем:

— Силой своего оружия я заставлю этого Каранни служить мне!.. Царь рабов!.. Он еще узнает!.. Я сам пойду войной на армян! Это решено!..

Ликованию Мари-Луйс не было предела: свершается задуманное ею! Во всем свершается!.. Вспомнила о Таги-Усаке: «Жаль-то как его. Пришлось бедному перед этим ничтожеством на коленях ползать. Он достоин награды. Дорогой мой, властелин неба и души моей!..»

В Хаттушаше все было поставлено с ног на голову. Словно буря над городом пронеслась. Шла лихорадочная подготовка к походу против Страны Хайасы.

* * *

В один из вечеров, когда уже стемнело, Ерес Эпит обрядила Таги-Усака в женское платье и тайно провела его к Мари-Луйс. По знаку царицы сама она тотчас покинула ее покои.

Мари-Луйс долго молчала, взирая на своего астролога в нелепом бабьем облачении, и наконец проговорила:

— Я позвала тебя, Таги-Усак, затем, чтобы расплатиться за привезенные тобою драгоценности…

Она пригласила его за стол, уставленный кипрскими винами, блюдами из рыбы, что водится в Верхнем море, всем тем, чем потчевала Мурсилиса, принимая его у себя.

— А ты разве не могла подмешать яду в вино тому, кто держит тебя пленницей?

Царица усмехнулась:

— Я вижу, бог отнял у тебя разум и набил голову глупостью?.. Кто бы, по-твоему, в таком случае повел на гибель воинов Хеттского царства?..

Таги-Усак с искренним удивлением посмотрел на нее. Догадка озарила его:

— Мне нравится твоя задумка!..

— Неважно, нравится она тебе или нет! — пожала плечами царица. — Хуже то, что, начиная или задумывая важное дело, я не ищу помощи и у Мажан-Арамазда. Если и обращаюсь к нему, то не движением души… Когда ты в последний раз видел моего супруга?

— В день отправления сюда.

Мари-Луйс верила, что Каранни очень тревожится и беспокоится о ней… Но ведь и она не меньше страдает… Человек должен быть богом, чтобы уметь увидеть затаенную в своей груди отраву, злой яд, черную кровь, жалкий страх и всю оборотную сторону своей сути. Но он не бог…

— Царственный супруг твой, — оторвал ее от раздумий Таги-Усак, — которому боги определили тысячу лет жизни — если верить богам, — поручил мне устроить твой побег.

Огромные, горящие огнем глаза царицы наполнились слезами. И от этого она стала еще прекраснее: «Неужто я еще нужна своему супругу? — с удивлением размышляла она. — Если да, то я откажусь исполнить его желание!..»

— Все готово к твоему побегу, божественная. Со мной есть еще люди в помощь.

Царица, словно не слыша его, подняла чашу с вином и пристально посмотрела на Таги-Усака. Тяжелым был этот взгляд, но не чуждым и не новым для Таги-Усака.

— За чистую и верную любовь!

— За чистую любовь! — поднимая и свою чашу, сказал он. — За чистую любовь!..

— И за моего супруга!

— И за здоровье престолонаследника Каранни!

Они молча пригубили чаши, глядя друг другу в глаза, словно не вино, а горение душ своих испивали.

Царица пила ничем не заедая. Взгляд ее постепенно мрачнел и делался все холоднее и холоднее. Вот она встала, волевая и гневная.