Царица Армянская

Войско построено, богатая добыча навьючена. В путь!..

И холод подгоняет.

Десять дней добирались до Нерика.

Мари-Луйс, Таги-Усак и Арбок Перч во главе войска первыми въехали в город. На вершине полуразрушенного храма закаркала ворона. В нее стали кидать камнями, чтоб улетела, но Мари-Луйс велела не трогать птицу.

— В ее образе сам бог Мажан-Арамазд нам явился. Не спугивайте.

Войско вошло в Нерик, погоняя впереди себя пленных хеттов и у них же захваченные стада.

Царь расположился в палатах властителя города. Воинов разместили группами. Мари-Луйс позаботилась, чтоб супруг был устроен удобно, и, как в былые времена, делала все, чтобы его желания и нужды исполнялись неукоснительно.

Устраивая его, она (как бы невзначай) спросила:

— А когда меня не было с тобою рядом, кто вместо царицы разделял твои заботы?.. Только не думай, я не от ревности…

Каранни невинным взглядом посмотрел ей в глаза и сказал:

— Я и не думаю, моя царица, что червь подозрения закрался к тебе в душу. Твое место всегда оставалось незанятым.

Мари-Луйс хоть и поверила ему, но не утешилась. Ей хотелось, чтоб он отрешился от нее, забыл. Тогда, может, легче будет и вина и жалость сравняются?..

Мари-Луйс занялась разного рода делами и распоряжениями, которые отдавала своим придворным, слугам и рабам дома властителя Нерика, а в горле все время комом стоял с трудом сдерживаемый крик. Еще недавно жила она в этом доме чистая, неоскверненная, приехавшая на священное поклонение. Была счастлива и довольна, что рядом преданный, всегда готовый исполнить любое ее требование Таги-Усак. И не из рабского подчинения, не по обязанности…

Да, но уже тогда колдовские чары сковали ее сердце… О боги, покарайте, кто виновен в этом!..

Велики муки твои, человек!..

Мари-Луйс не могла не сознавать, что при встрече с Таги-Усаком все существо ее наполняется нежностью и она прощает его, жалеет. Хотя жалеть ей надо прежде всего себя…

Страшная буря бушевала в душе царицы. Во гневе она порой проклинала себя за то, что выжила, спаслась. «Зачем это и для кого?!» — думала она, сгорая, как на костре, в огне своих тревожных дум и неуемной страсти…

Ворона, словно навечно поселившаяся на вершине храма, все каркала и каркала, предвещая лютую зиму. По улицам с лаем носились бездомные собаки.

Чего она каркает, эта ворона?..

В Нерике опять жили армяне, те, кому удалось спастись от беспощадной хеттской резни. Едва почуяв, что возвращаются свои, горожане стали выбираться из укрытий, где прятались, и ринулись к дому властителя Нерика, стали кричать, звать царицу.

— Мы умираем, будь милосердна, божественная царица наша, помоги нам!

Таги-Усак доложил, что армянам-нерикцам нечего есть. Но что можно поделать?.. А толпа безумствовала. И Арбок Перчу пришлось применить силу, чтобы всех разогнать.

— Царица, люди ждут от тебя помощи. Пожалей их, помоги! — взмолился Таги-Усак, опускаясь на колени перед своей госпожой.

— Кому-то надо и меня пожалеть, — раздраженно бросила Мари-Луйс.

И тут Таги-Усак уже решительно потребовал помочь народу.

Но царице сейчас все было противно — и алчущая, стенающая толпа, и Таги-Усак.

— Я одного желаю: чтоб тебя не было! Уйди с глаз моих! — она посохом со всей силой ударила его.

Таги-Усак схватился за плечо, из которого хлынула кровь и полилась на ковер.

Тут же сорвав с себя шелковый пояс, Мари-Луйс стала перевязывать его рану.

— Ты снова сняла свой пояс, Мари-Луйс?.. — прошептал Таги-Усак.

— Но не для того, чтобы усладить твою вожделеющую плоть. Не кичись былой близостью нашей. Не от твоей силы то было, а от моей слабости…

Царица заботливо перевязала ему рану и села.

— Какая же ты жестокая! — не без удивления сказал Таги-Усак. — Сама ранишь, сама и исцеляешь…

— Я жестокая?

— Да. Ты, царица! Не женщина…

— Вот как?! — крикнула Мари-Луйс. — Знай же, что я обыкновенная шлюха, а не царица армянская.

Таги-Усак снова кинулся перед ней на колени:

— О царица! О божественная моя Мари-Луйс! Тобою одной и живу в этом мире! Ты величайшая из женщин! Не казни себя! Все содеянное тобой полно величия!..

Потрескивая, догорало в светильниках масло.

— Скажи, горе мое, что ты от меня хочешь? — вдруг тихо спросила Мари-Луйс после продолжительного молчания.

— Сбрось камень со своего сердца! — взмолился Таги-Усак. — Примирись с Каранни… Он любит тебя…

В негодовании царица даже подскочила на стуле.

— Ни в коем случае! — воскликнула она. — Никто из мужчин впредь не будет мне желанным. Я хочу жить иной жизнью, неведомой и недоступной вам. Хочу жить сама собою, но не только для себя!..

Через мгновение, уже успокоившись, Мари-Луйс ровным голосом, но очень властно проговорила:

— А теперь послушай, что я тебе скажу, и беспрекословно все исполни. Весь провиант, отложенный для пленных, раздай голодающим армянам Нерика! Иди…

Таги-Усак молча покинул покои царицы.

* * *

Три дня уже, как прибыли в Нерик.

Площадь перед храмом бога Мажан-Арамазда, запруженная пленниками, полнилась медным перезвоном цепей, в которые они были закованы. Их согнали сюда восстанавливать то, что ранее разрушили хетты.