Царица Армянская

Царица предложила пленнице сесть и подала ей кубок. Медленно потягивая пиво, Тагухепа заговорила и уже не могла остановиться, хотя Мари-Луйс почти не поддерживала разговора, все разглядывала ее, вспоминая юного Наназити, отмечала, что он был очень похож на мать. Тоже красивый… «Но, боги, как она болтлива, эта Мурсилисова жена!.. И зачем она тут?.. Ах, да! Я ведь сама ее пригласила. И теперь надо ее слушать? Словно не она, а я — пленница!.. Нет, я свободна, я могу сама распоряжаться собой, своими желаниями! Нет ничего превыше свободы личности. Я свободна от мужа, от богов и даже от самой себя!..»

И Мари-Луйс вдруг резко оборвала разболтавшуюся пленницу:

— Не забывайся, Тагухепа! Ты очень уж разошлась. Тебе следует быть поскромнее!..

— О великая царица армянская! — запричитала та в ответ. — Я на миг запамятовала, что отныне мой удел — жалкий плен и безвестность!.. О боги, может, я когда недодала вам жертвы, что вы так покарали меня?! О всеславная Иштар, не я ли ежегодно приносила тебе в жертву безвинного младенца?! За что же ты меня покинула!..

Мари-Луйс, не испытывая к ней ни капли сострадания, резко сказала:

— Принесение человека в жертву — страшнейшее зло. Именно за это вас, хеттов, и постигла кара, потому вы и пали под натиском моего отважного супруга!..

— Это же священное, угодное богам дело — принесение им в жертву человека?! — удивилась пленница. — Кто же может запретить?..

— Я это запретила!

— Ты?.. Царица запретила?!

— Я!..

— Не какая-нибудь простолюдинка, а ты, царица, само порождение богов?!

— Я, я!..

— О царица армянская! Поостерегись. Человек — ничто в сравнении с богами. Как же можно пожалеть какого бы то ни было человека, если богам извечно угодна такая жертва?.. Бойся гнева всевышних.

— Опасность в ином. Ты совсем недавно видела ее воочию, когда погибало войско твоего супруга.

— О боги, выходит, страна моя повержена?!

— Конечно, — спокойно сказала Мари-Луйс, — ты же знаешь это…

Вошел Таги-Усак. Он явно хотел что-то сказать, но присутствие пленницы и смутило, и удивило его. Зачем она здесь? Похоже, мирно беседуют… Странно, что может связывать этих двух женщин?

Таги-Усак подчеркнуто поклонился только своей царице. Она сурово посмотрела на него и спросила:

— Что с тобой? Ты словно вестник смерти…

— Да, великая царица… Но, может, сейчас не говорить?..

— Почему же, говори, но лучше бы с улыбкой…

— Дело в том, что… — почти шепотом сказал Таги-Усак. — В общем, супруга этой твоей гостьи больше нет…

Мари-Луйс в душе вознегодовала: выходит, Каранни не исполнил ее просьбы, не сохранил жизнь Мурсилису? Не значит ли это, что она понемногу лишается власти?.. Нет, конечно. Да и чего ей, собственно, противиться такому решению престолонаследника, она же признает его величие и согласна с волею армянских жрецов и воинов, объявивших его после победы богом?.. И разве она не желала погибели для хеттского войска?.. И однако…

Мари-Луйс снова грозно глянула на астролога и в полный голос проговорила:

— Так, так!.. Но почему ты сообщаешь эту желанную нам весть с каким-то испугом?..

Таги-Усак опустился на колено.

Царица показала ему на дверь, и он вышел, подумав при этом, что почва под ней, похоже, заколебалась…

Мари-Луйс попросила прислужницу принести из гардеробной черный шарф и набросила его на голову своей пленницы. Та вздрогнула:

— Это знак траура, царица! Что произошло?

— Восплачь, хеттская царица! Ты овдовела. И я ничем не могу тебя утешить!

Пленница зарыдала. А Мари-Луйс не без горечи усмехнулась: вот и обрела друга по несчастью. Взяв в руки кубок, она стала с удовольствием медленно пить пиво.

* * *

Каранни явился к овдовевшей царице-пленнице.

Усевшись в кресло, он сказал ей какие-то слова в утешение, помолив богов, чтобы были милосердны к поверженной стране хеттов, и положил перед ней восковую табличку.

Скрепи эту грамоту своей печаткой, старшая жена Мурсилиса. Он тоже незадолго до смерти поставил печать под этим решением…

— О чем она? — робко поинтересовалась царица.

— О том, что страна хеттов навсегда уступает нам завоеванную нашим мечом хеттскую Верхнюю провинцию и возвращает насильственно отторгнутые у нас Тегарамские и Торгомские земли.

— Так ты ведь уже захватил Верхнюю провинцию, армянский престолонаследник? Зачем же тебе еще нужна эта грамота?

— Ты, конечно, отчасти права. Грамота и впрямь ничего бы не решала, не будь названная земля завоевана нашей кровью и нашим оружием. Однако все же приложи свою печатку рядом с мужниной. Я желаю этого!..

Хеттская царица сняла с пальца печатку и приложила ее туда, куда указал Каранни. Для нее это кольцо уже ничего не значило и не имело никакой цены. Если только подарить его надзирательнице, чтобы давала не тухлой, а свежей воды, когда пить хочется…

— Что ты намерен делать со мной, победитель хеттов? — неожиданно смело спросила она. — Или я уж не так красива и привлекательна?..

Каранни улыбнулся.

— Почему же? Ты и привлекательна, и красива, вдова Мурсилиса. И я вижу, что бог любви тебя не покинул. А потому, если хочешь, могу подарить тебя кому-нибудь из моих воинов.