– Ах, вы еще и недовольны моим вопросом! Это равносильно оказанию сопротивления…
– Полноте, – испугался Ржевский, – я полномочный представитель Красного Креста…
– Да хоть синего креста! Или белого, мне все равно. Пожалуйте в помещение жандармской службы.
– Мне туда не надо! Мне – в буфет!
– Прошу следовать за мной!
Штаб жандармской службы находился на втором этаже станционного здания. Ржевского мигом подняли наверх, потребовали паспорт и обыскали.
У бывшего журналиста от обиды даже задрожали губы.
– Как вы смеете? Я офицер, я воевал…
– Молчать! – тихо и внушительно произнес жандармский полковник – это был Тюфяев, один из лучших сотрудников охранки в России, беззаветно преданный Белецкому.
Белецкому нельзя было промахиваться, он вряд ли бы привлек к операции человека, которому не доверял как самому себе. А Тюфяеву он доверял всецело.
– Я еду в Финляндию по поручению министра внутренних дел, – наконец признался Ржевский. Этот аргумент он оставлял напоследок, думая, что он – неотбиваемый.
– А мне плевать, – спокойно отозвался на это Тюфяев. Он знал, что делал.
– По личному поручению, – попробовал насесть на полковника Ржевский.
– Я же сказал – плевать! Снять вещи этого… – Тюфяев мельком глянул в паспорт, который держал в руках, хотя мог в него и не заглядывать, фамилию Ржевского он запомнил намертво после звонка шефа. – Снять чемоданы с поезда! – приказал он двум жандармам, которые с шашками и громадными револьверами, оттягивающими кожаные ремни, стояли наготове у дверей. – В каком вагоне, в каком купе вы, сударь, едете? – вежливо поинтересовался он у Ржевского.
– Вы за это ответите, – пригрозил Ржевский.
– Конечно, отвечу, – согласился с ним полковник, усмехнулся едва приметно, – как же без этого?
Поезд ушел в Великое княжество Финляндское без Ржевского. Ржевского, кстати, многие современники называли довольно неуважительно Борькой – слишком уж много темных пятен было в его биографии: ведь он не только воевал, но и бывал в «местах не столь отдаленных» – сидел. Вскоре у него нашли письмо Хвостова к бывшему иеромонаху, составили, как и положено, протокол и отправили в Петроград к Белецкому.
Тот, получив пакет из Белоострова, довольно потер руки: схватку он выиграл, дни Хвостова сочтены.
За окном ярилась, бушевала метель, засыпала окна петроградских домов снегом, плотно запечатывала трубы – так, что печи задыхались от дыма, и дворники – безбородые татары, корячась, ругаясь по-русски с невероятным акцентом, ползали по крутым опасным крышам, пробираясь к трубам и руками выгребая из них плотный, черный, смешанный с сажей снег. Снег этот выглядел страшно – походил на пушечные ядра, принесшиеся в Питер с войны.
Распутину не было отбоя от женщин, к нему шли все – кухарки и графини, столбовые дворянки и безродные мещанки, домохозяйки и белошвейки, проститутки и слушательницы Бестужевских курсов, генеральши и жены простых солдат, отбывающие воинскую повинность в окопах, – Распутин никому не отказывал, всем предоставлял место в своей постели, старался в поте лица, кряхтел, напрягался, «изгоняя» из очередной бабенки «беса». А потом писал свои цидулки. Бабенкам же очень нравилось, когда из них «изгоняли бесов».
Единственная крепость, которую не смог взять Распутин, была Ольга Николаевна Батищева, и это выводило Распутина из себя, злило, он топал ногами, хрипел, ругался. Однажды он даже заявил Ольге Николаевне по телефону:
– Я тебя, милая, прокляну! – Задышал часто, будто вулкан, ожидая, что же на это скажет строптивая женщина, но Ольга Николаевна ничего не ответила и повесила трубку.
Распутин был обижен, крутил головой, мычал немо, гонял по квартире Дуняшку, гонял дочь свою Матрену, грозился высечь и одну и другую, потом запирался у себя в комнате, писал на ночь записки и клал под подушку, но ничего не помогало – крепость была неприступна.
Муж Ольги Николаевны, Георгий Батищев, оказался геройским офицером – Распутин думал, что он рохля, сгинет в боевой дивизии, отравленный немецкими газами и посеченный осколками, а оказалось, нет: германских пуль, газов, снарядов Батишев не боялся, он пришел когда-то к Распутину лишь потому, что просто хотел находиться на своем месте, том, что принадлежало ему, не хотел быть чужим на тяжелой войне, но когда увидел, что творится в штабе фронта, задумался: а его ли это место? Тут и Распутин подоспел, подтолкнул Батищева, и тот отбыл на некоторое время в воюющую дивизию.
Больше месяца он слонялся по немецким тылам, благополучно вышел к своим, прихватив в плен кайзеровского майора, лично от Николая получил за это «Георгия», а вскоре и второй орден – за то, что не дал батальону, оставшемуся без командира, покинуть под бешеным натиском немцев свои окопы.