Царство красоты

— Ещё как при чём. Мужчина, отец, рядом должен быть, от всего закрыть, от любых разочарований, огорчений. Уверенность должен внушать каждую секунду. Уверенность во всём: что дом будет, что сыты все будут, что не предаст никогда, что от любой угрозы защитит. Тогда только женщина может родить здорового, полноценного, уверенного в себе ребёнка. А если его нет — рождаются такие щенки как я, которые впоследствии становятся конченными мудаками. Потому что недолюбили, недодали. Или совсем не рождаются, как мой сын…

И вот теперь мне с трудом удаётся удержать самообладание, не опуститься перед ней до скупых мужских рыданий. Сдерживаюсь.

Софи молчит, и в этом молчании я чувствую свою кару. Свою истинную расплату за совершённые проступки.

— Прошу, не молчи! Скажи, что не всё умерло, что осталось хоть что-нибудь!

Мне дико хочется уткнуться в её шею, вдыхать сладкий женский запах, целовать её младенчески нежную кожу, сдавливать в своих руках, и никогда никому не отдавать…

И она, наконец, отвечает мне:

— Эштон, говорят, есть люди, предназначенные друг другу. Но я поняла для себя другое: есть люди, НЕ предназначенные один другому. И это мы с тобой. Не всё в жизни определяется чувствами, как считает отец. Есть множество других, не менее важных вещей. Мне нравится моя жизнь, определённость и стабильность, забота друг о друге, но самое главное — надёжность моего мужчины. Я могу положиться на него. Он никогда не подведёт, не обидит, а для женщины это — главное. Мне уже пора семью заводить, и я действительно готова к этому. Я детей хочу, но главное, мне важно, чтобы они росли в здоровой, тёплой семье — такой, как у родителей. Страсть, фейерверки и вулканы в отношениях — это всё круто, но до поры до времени. Потом просто устаёшь и хочешь тихого счастья. У меня оно теперь есть, это счастье. И я прошу тебя: пожалуйста, оставь меня в покое, не береди душу! Не ломай то, что построил не ты!

Глава 24. Не единственная

Моя мать потеряла интерес ко всему миру после произошедшего на праздновании помолвки Алексея. Мы с ней оба на дне, и у обоих одна и та же причина — неразделённые чувства. Сердечная боль.

Героин зовёт с неумолимой силой, и мне ещё никогда не было так тяжело отказывать ему, как сейчас. Но всякий раз, как вижу пред собой сосредоточенное над моим катетером лицо Софьи, я говорю ему «нет».

Я держусь. Мы летим с матерью во Флориду отдохнуть у моря и развлечься. Но оба почти не выходим из номера. Ей тяжело, мне тяжело, и в этой боли мы совсем не помощники друг другу.

— Мама, ты такая красивая сейчас, я никогда тебя такой не видел. Прости меня за то, что сбежал тогда. Мне бы теперешние мои мозги, да в ту восьмилетнюю голову — никогда бы не поступил так, не стал бы тебе мешать.

— Это ты прости меня, сын, за то, что устроила… хотя ты и просил.

— Тебе не за что просить у меня прощения, мам. Не за что. Не буду скрывать, в тот момент разозлился на тебя, но потом одна очень тонкая душевно девушка, заставила меня смотреть на многие вещи под иным углом.

— Софи? — моя мать улыбается при этом имени.

— Она.

— Необыкновенная девушка. Замечательная. Во сто крат лучше своей матери. Её доброты на полмира хватит.

— Я знаю, мам. Теперь знаю.

Мать отрывается, наконец, от нашего окна с видом на море и смотрит в мои глаза:

— Любишь её?

— Люблю. Только это уже не имеет никакого значения.

— Почему?!

— Потому что я обидел её так сильно, что едва смог повернуть свой язык, прося о прощении — сам не верил, что такое возможно. Но она простила. Как ты и сказала — её доброты хватает на всех, и даже на меня.

— Что ты сделал с ней, сын?

Я прикусываю губу. Сказать матери, что совершил её отпрыск? Тот, кому она жертвенно посвятила всю свою жизнь? Ей будет больно.

— Я изнасиловал её, мам. Она забеременела, но наш ребёнок погиб — аномалия развития плода.

Теперь я смотрю на море, потому что нет сил видеть материнские глаза. А мать плачет.

— Как же так вышло-то?

— По дурости моей, по глупости.

— А он знает?

— Знает. Все знают.

Мы молчим с ней некоторое время. Потом я сообщаю своё решение:

— Я не оставлю тебя, мам, пока не увижу, что ты полностью пришла в себя, и жизнь продолжается.

И это решение продиктовано знанием того, к чему может привести отчаяние — у самого такие мысли проскакивают, порой.

— У меня отпуск заканчивается, пора на работу, — отвечает.

— Давай уедем вместе в Австралию? Я работать буду на отца, он очень хорошо платит, на десятерых хватит, не то, что на двоих!

Мать смеётся:

— Это до поры до времени, Эштон! Пока девушку не приведёшь! А жёнам такие вещи не нравятся, и куда мне потом прикажешь деваться?

— Мама, запомни: как только у моей женщины в голове появятся подобные мысли, она сразу же перестанет быть ею. Я отправлю её на все четыре стороны!

— Смешной ты!

Не верит.