Целая вечность и на минуту больше-2

— Вы знаете, у нас указание — сажать самолеты за границей в любую погоду, в любых условиях. Это здесь мы можем стоять бесплатно, а там мы, даже летая, валюту тратим. Так что вариантов нет, — летчик, в отличие от меня, не шутил.

Наш разговор прервал диспетчер, который дал указание взлетать, и я пошел на свое место. За время полета стюардесса мне десять раз поправила подушку, принесла плед по собственной инициативе и, наклонившись надо мной, чтобы продемонстрировать все, чем она по праву гордилась, застегнула ремень безопасности: я сам себе поражался, но все–таки оставался абсолютно равнодушен к ее чарам. Нет, так не пойдет, прилечу, надо срочно звонить Юле. А то я в последнее время так себя правильно веду, что самому неприятно.

Как ни странно, но долетели мы без особых приключений, разве что стюардессы всем скопом постоянно пытались утихомирить кого–то летевшего бизнес–классом, но без особого успеха. В Женеве к тому времени туман рассеялся и нам сразу дали разрешение на посадку. Подойдя к паспортному контролю, я еще издалека увидел знакомое лицо и сразу понял, кого стюардессы пытались удовлетворить в бизнес–классе.

Байрам тоже меня узнал и приветствовал меня криком гамадрилы, который сотряс стены брюссельского аэропорта. Я ему сдержанно кивнул и попытался отвернуться, но не тут–то было. Следующая фраза Байрама повергла в шок даже меня:

— Арслан, если бы эти, — он кивнул в сторону пограничников, — знали, кто такой мой папа, я бы здесь не стоял. Да и ты тоже.

Это он мне одолжение сделал. Мне хотелось провалиться под землю, но как все плохое, так и паспортный контроль закончился, и я оказался с Байрамом в такси. По дороге мы выяснили, что он тоже был две недели дома, а оставшиеся две недели проведет с Клементиной здесь, после чего отправится в Париж. Услышав про то количество времени, которое мне придется провести с Байрамом в одном городе, мне захотелось обратно в министерство, на Марс, к черту на кулички, лишь бы подальше от блюда «Женева под соусом Байрам». Интуиция на этот раз меня подвела: Байрам был практически незаметен и никаких хлопот с ним не было, за что его невесте можно было воздвигнуть рукотворный памятник при жизни. Мне все любопытнее было познакомиться с ней, но сказывалась моя репутация бабника и Байрам не торопился знакомить меня со своей валькирией.

На встречу в тот день я не опоздал. Правда, в приемной Межпарламентского союза, посмотрев на мой мятый костюм, выдержавший пятичасовой перелет, меня приняли за военного, явившегося на встречу прямо с маневров. Мне пришлось доказывать, что я самый, что ни на есть настоящий работник посольства, уполномоченный представлять свою страну, причем в ранге посла.

Незаметно пролетела неделя с тех пор, как я вернулся, и мне в голову пришло, что пора разобрать чемодан, который стоял посередине комнаты и напоминал мне о пролетевшем мимо меня отпуске. На самом дне чемодана валялся какой–то пузырек с лекарством. Я нахмурился: а это что за гадость? А, та самая пассифлора… Я достал мобильный и набрал номер Марьям.

— Привет, Марьям, — я задумчиво потер лоб.

— Привет, — у нее был такой грустный голос, что я забеспокоился.

Как выяснилось, беспокоиться было не о чем. Она просто скучала по дому. Вот глупая, как можно скучать по дому? Там же грязно, пыльно и скучно. Мы договорились о встрече на окраине Женевы и я дал отбой.

На следующий день я сидел и думал, как вручу Марьям ее лекарство и как она будет счастлива от того, что я не забыл о ее просьбе. Я вроде целый день ждал нашей встречи, но, естественно, опоздал. К тому времени, когда я взглянул на часы, было уже без пятнадцати шесть, и я стремглав кинулся из кабинета. Я опоздал всего на пятьдесят минут, но к тому времени, когда подъехал к месту встречи, меня ждала фурия. На улице была невыносимая жара, и мы с ней, вместо того чтобы поздороваться, стали орать друг на друга. Апофеозом сцены стало то, что она вручила мне сумку и стала собирать волосы. Тоже мне нашла сумконосца, ненавижу таскать женские сумки — о чем я ей и сообщил. Она посмотрела на меня и потянулась к сумке со словами:

— Отдай, она стоит больше, чем ты зарабатываешь в течение нескольких месяцев.

— Очень может быть, — и отдал ей эту треклятую сумку.

Мы зашли в кафе, и она отправилась приводить себя в порядок. Через пару минут, когда она вышла умытая, с собранными волосам и с какой–то тревогой на лице, то первое, что она произнесла, были слова извинения:

— Арслан, прости, я не должна была говорить так о твоей зарплате. Ты работаешь на наше государство и делаешь это честно, за что тебя можно только уважать. Честное слово, я больше в руки не возьму эту сумку. Она мне как–то внезапно разонравилась. Мир? — она протянула мне ладошку.

— Мир, — я пожал ей руку.