Целая вечность и на минуту больше-2

— Привет, Арслан! — и все–таки если глюк здоровается голосом Марьям, значит, это не глюк, а Марьям.

— Привет! — я на полном автомате забрал у нее из рук пакеты. — Ты куда?

— Домой, — она махнула рукой в сторону здания за моей спиной.

— Не хило, — я оглянулся и присвистнул. — А у вас организация не экономит на жилье для сотрудников.

Она смущенно улыбнулась, словно извиняясь за расточительность своей организации:

— Тот случай, когда положение обязывает. Поднимешься на чашечку чая? Настоящего заварного?

— Как–то неудобно, — я замялся, мне так не хотелось подниматься к ней, черт знает, чем все это закончится. Да и закончится ли?

Марьям, словно понимая мои колебания, потянулась к пакетам:

— Ладно, зайдешь как–нибудь в следующий раз.

Я посмотрел на пакеты, которые сам с трудом удерживал на весу, и прикинул, что особого зла не случится, если я помогу Ежику:

— А каппуччино вместо чая? Слабо?

— Все такой же кофехлеб? Нет, каппуччинохлеб, — она все так же придумывала смешные словечки, от которых мне хотелось смеяться.

Мы поднялись к ней домой, и вот тут я по–настоящему обалдел: какая же в этих международных организациях зарплата, если у нее обстановка в квартире напоминает мне кабинет Дадаша? Может, в это пространство вложено чуть меньше денег, но это компенсировалось большим вкусом, насколько я мог судить. Ненавижу, когда женщина зарабатывает больше мужчины.

Из кухни потянуло запахом кофе, я затянулся сигаретой и тут в комнату зашла Марьям. Увидев сигарету у меня в руках, она поморщилась. На меня словно вылили ведро кипятка: надо же, я посмел закурить в королевских покоях. Наступило неловкое молчание, которое прервала Марьям:

— Кстати, ты читал о том, что дипломат из нашей страны попал в черный список Греции? — выглядит, ну, прямо само участие.

— А ты этому, конечно, рада донельзя? — я вложил в вопрос весь сарказм, на который был способен.

— Ну конечно, я же посмела тронуть твой любимый МИД и ты меня тут же заподозрил в злорадстве, — она взвилась до небес.

— Ну, а ты скажешь, что это не так?

— Я гражданка той же страны, что и ты. То, что я работаю в Швейцарии не делает меня иностранкой. Ко всему прочему я плачу налоги в стране, чье подданство ношу. МИД живет за счет таких, как я, налогоплательщиков. Почему я должна злорадствовать?

Она говорила со мной короткими рублеными фразами, повышая голос от фразе к фразе. Последний вопрос она прокричала: так кричат на ребенка. Я взорвался:

— Потому что ты… ты… Ты — самовлюбленное, инфантильное, эгоистичное существо, которое отказывается воспринимать действительность… Истеричка, — если бы я мог ее придушить, я бы это сделал. Как же я ее ненавидел сейчас.

— Ну, конечно, я истеричка, а ты — обычный белый воротничок, так что мы с тобой стоим друг друга, — она уже визжала.

И тут я ее ударил. За всю свою жизнь я ни разу не бил женщину. Мы оба оцепенели. Она посмотрела на меня с таким презрением, что мне стало жутко:

— Ты только так способен доказать свое превосходство над женщиной? Ну что же, в принципе, я давно подозревала… — она не закончила фразу, но в этом и не было нужды.

От ярости я потерял голову. Накинувшись на нее, я попытался подмять ее под себя. Наверно, если бы Марьям не сопротивлялась, я сумел бы остановиться, но она боролась по–настоящему, и меня обуяла ярость с еще большей силой.

— Я тебя изнасиловал? — я сам поразился тому, как глухо звучит мой голос. Она уже полчаса лежала, уставившись в потолок невидящим взглядом. — Марьям, прости. Я готов извиняться до конца жизни. Прости, я не хотел, чтобы все было вот так.

— Ты ни разу не позвонил мне с тех пор, как уехал в Бельгию.

Я поцеловал ее в висок. Никогда не сумею понять женщин — я ждал от Ежика всего чего угодно, только не упреков в том, что я не звонил ей.

— Пытался забыть тебя, — я все еще боялся отвести руку, казалось, что сейчас она поймет все, что произошло, и уйдет.

— А я думала, что ты пытаешься привыкнуть жить без меня, но судя по твоему первому интервью в качестве посла, у тебя это плохо получалось. В нем столько печали было.

— Где это ты печаль разглядела в моих интервью? — я повернул ее к себе лицом.

— Когда ты сказал, что сказки нашей страны — это как в жизни: сначала страшно, а потом все хорошо заканчивается. В жизни же не бывает все время хорошо, а у наших сказок всегда хороший конец. Конец цитаты.

— Я мог сказать такую чушь? — я настолько поразился, что Ежик рассмеялась.

— Да, господин посол, представьте себе, что даже вы время от времени говорите полную чушь.

— Все, что я могу сказать сейчас, так это то, что ты знаешь меня лучше, чем я сам. Я так отчаянно скучал по тебе, мне так хотелось видеть тебя, слышать тебя. Как я с ума не сошел, — я зарылся лицом в ее волосы.