Целая вечность и на минуту больше-2

Сразу после похорон у меня была встреча с президентом японской компании. Компания подвизалась поставлять услуги видеофонии на территории нашей родины, и японцы все никак не могли понять некоторых особенностей ведения бизнеса на наших просторах. Меня из японского МИДа по старой дружбе попросили помочь и встретиться с главой вышеозначенной компании. Я долго и мягко пытался объяснить ему всю сложность восточного менталитета. Японец прищурил свои глаза, что означало напряженную работу мысли. В принципе, природа за него постаралась и глаза у него и так были далеко не круглые. Мне все это надоело, и я сказал, что если они не ответят на два извечных вопроса: кому и сколько, то могут сворачивать бизнес и покидать нашу страну. Он задумался и, часто кланяясь, покинул гостеприимное посольство.

На вечер у меня был запланирован министр культуры, которого надо было поводить по Женеве. Я ему был нужен как Бобику знакомство с метлой дворника, но надо сохранить лицо и, учитывая, что он дружит с нашим Тапшзаде, показать ему и его сопровождению мою малую родину во всей красе. Через два часа я привез его к «Шератону», порадовался тому, что визит оплачивает его министерство, а не бюджет моего посольства и вытащил телефон, чтобы позвонить Марьям. Пока я собирался с мыслями, думая о том, что скажу ей, перед гостиницей я заметил знакомую фигуру. А именно: крадущегося из отеля министра, который теперь пытался ударить по Женеве автопробегом, но уже без моего бдящего ока и своей свиты.

Уже было одиннадцать, когда я позвонил Марьям, она не брала трубку. За все время, что мы знали друг друга, она впервые себе позволила такое. Надо поехать к ней, поговорить. Я колебался, не зная, что купить: цветы или коробку шоколада. И то и другое? Будет выглядеть так, будто я умоляю ее о прощении. В конце концов остановился на цветах. Приехав к ее дому, я нажал на кнопку домофона. Голос, в котором я с трудом узнал Ежика, спросил:

— Да? — даже это «да» далось ей с трудом.

— Марьям, открой, пожалуйста, это Арслан, — мне самому голос изменил, пока я договорил фразу до конца.

Дверь, щелкнув, открылась, и я поднялся к ней на этаж. Зайдя в комнату, я поразился: в комнате не горел свет, и только уличный фонарь освещал ее. На диване лежала Марьям, укрытая пледом. Я включил свет, она рукой попыталась закрыть лицо. Оглядев ее, я покачал головой: такой я ее еще не видел. В какой–то непонятной хламиде, зареванная, со стаканом, в котором был напиток гораздо крепче, чем чай. Бутылка мартини стояла тут же. Передо мной была женщина на грани нервного срыва. Вернее, пересекшая эту грань.

Я подошел к ней, Марьям отвернулась от меня и уткнулась в подушку. Я провел рукой по ее волосам, она отдернулась от моей руки.

— Марьям, это не слишком воспитанно, вот так встречать гостей, — я пытался шутить.

Я, продолжая гладить ее по волосам, поразился тому, как много у нее седых волос, а ведь ей только тридцать. Да, не просто ей далась карьера. У успеха страшная цена, жаль, что не все это понимают. Мои грустные мысли прервала Марьям.

— Гораздо более воспитанно отворачиваться от знакомых, не здороваясь, — она огрызнулась мне в ответ.

Я устало сел на пол рядом с диваном:

— Марьям, знаю, что поступил некрасиво, но если бы ты знала, как я устал от скандалов. Если бы Асли что–либо заподозрила, похороны ее не остановили бы, она прям там закатила бы грандиозную истерику, — я не знал, чем еще могу оправдаться.

Я и сам понимал, что когда смотрю на Марьям, то становлюсь уязвимым и все всё понимают.

— Арслан, я все осознаю… — она сглотнула комок в горле, — я понимаю, что мы будем всегда рядом, но никогда вместе… Но зачем так унижать меня? Что произошло бы, если бы ты просто кивнул мне головой? Что? Зачем мне делать больно, если этого можно избежать? Неужели ты не понимаешь, что ситуация и без того крайне болезненна для меня?

— Марьям, мы в любое время можем прекратить встречаться, и я тебя пойму… — «и сдохну без тебя, без моей отдушины, с этой своей работой, с женой, которая теперь еще и изменяет мне», — эти мысли, как неоновые надписи сполохами пронеслись у меня в голове.

— Мы не можем прекратить встречаться, потому что я люблю тебя, а ты любишь меня, потому что ты — мой наркотик, Арслан. Ты этого еще не понял? — она устало проговорила все это и улыбнулась мне. — Ладно, что–то я расклеилась. Ты ужинал, моя «ахиллесова пята»?

— Нет, я и не обедал, честно говоря, — я тоже улыбнулся ей, вытирая с лица ее слезы.

За ужином мы шутили, я рассказывал про свадьбу Байрама, и она постепенно успокоилась. Через час я позвонил домой и сказал, что ночью останусь на работе. В конце концов, кем надо быть, чтобы оставить Ежика в таком состоянии?

Зато следующим утром меня разбудила не Марьям нежным поцелуем, на который я очень надеялся, а Тарана телефонным звонком. Она и заставила пожалеть о том, что накануне я произнес имя Байрама на ночь глядя, а ведь знал, что не к добру это.