Целая вечность и на минуту больше-2

Еще бы он не вздыхал: Мехти и Искандер просто выдирают друг у друга право и честь таскать чемоданы нашим министрам, когда те прилетают в Женеву, соблюдая букву и дух протокола. На этот раз победил Искандер, как я понял. Ничего, скоро приедет министр юстиции, специально распоряжусь, чтобы его встречал Мехти, пусть Искандер побесится. Министр юстиции покруче будет, чем наш интеллигент, который поражал бомонд Парижа розовыми носочками за пару сотен евро.

Услышав про министра культуры, я дал отбой и накрылся одеялом с головой. Я вспомнил свое детство и подумал, что если вот так долго лежать под одеялом, то мама меня пожалеет и я не пойду в школу. Через три минуты я преодолел свое малодушное настроение и выбрался из–под одеяла, еще минут пять я искал брюки от своего любимого черного костюма, в котором обычно встречаю тещу и хожу на похороны.

Я прибыл в посольство и тут же наткнулся на Тарану, которая была в кофточке с розочками подозрительного цвета, налетела на меня и сразу спросила:

— А где ваша супруга? — заглянув мне за плечо, будто я мог собой заслонить Асли.

— А как называется этот цвет? — я уставился на ее кофту.

— Цвет гламурного баклажана, вам нравится? — она кокетливо улыбнулась.

— Да, — я льстиво улыбнулся, лишь бы она забыла про Асли.

— И не уходите от ответа: по протоколу, жену и дочь покойного должна утешать ваша супруга, — она спохватилась и грозно нахмурилась.

— Их что, больше некому утешить? — я все еще жил надеждой, что можно будет отвертеться от совместного выхода в свет с Асли.

— Есть, но Асли должна быть первой плакальщицей и утешальщицей, — Тарана была непреклонна.

Я со вздохом вытащил свой мобильник и прежде, чем набрать номер, спросил у нее:

— Во сколько мы едем на церемонию?

— Церемония начинается в два, но мы ехать не можем, пока министр культуры не приедет. Мы должны приехать в полном составе, но Мехти уже там.

— А он во сколько должен приехать?

— Ну, сначала он должен принять ванну, выпить чашечку кофе… — Тарана улыбнулась мне, закончив цитату.

Я махнул рукой и понял, что мы там окажемся не раньше трех, а то и четырех часов:

— А Мехти что делает на панихиде?

— Следит, чтобы венки от нашего посольства поставили на самом видном месте. Вы звоните, звоните, я подожду, — Тарана выжидательно смотрела, контролируя, позвоню я своей жене или нет.

Я с тяжким вздохом набрал номер своей, уже теперь неблаговерной, женушки и, объяснив ситуацию, сказал, что заеду за ней к часу, у меня как раз должен был начаться перерыв. Я приехал и понял, что не зря решил проконтролировать свою супругу: если Тарана выбрала гламурный баклажан, то моя женушка надела пиджак цвета морской волны. Настолько яркой, что этот цвет больше подошел бы Мии, вздумай она отправиться на маскарад. Не юбки, не брюк я на ней не заметил, что меня очень озаботило. Впрочем, мне объяснили, что то, что я принял за пиджак, это платье в морском стиле для приемов на яхте. В результате переговоров, длившихся полчаса, мы пришли к выводу, что если панихида проходит не на яхте, то это платье не совсем уместно. Найдя у нее в гардеробе бежевый костюм и подождав, когда она переоденется, мы тронулись и приехали к посольству за пять минут до министра культуры. Будучи культурным человеком, он опоздал всего на час, и вся наша развеселая компания успела на заключительную часть панихиды.

На церемонии я повел Асли к вдове. Рыдать Асли умела так хорошо, что я мог не беспокоиться за то, что она не справится со своей ролью плакальщицы. Казалось, что она снова потеряла отца. Отрыдав положенное ей время, она привела сухонькую вдову–француженку в недоумение, и та стала ее утешать, что несчастный отправился в лучший из этих миров. Следом подошел наш министр культуры, который, по протоколу, и должен был сидеть рядом со вдовой, и мы отошли. Я нашел два пустых кресла, где мы могли бы сесть, и тут я взглядом наткнулся на Ежика.

Марьям подалась вперед, чтобы поздороваться со мной. Я, услужливо поддерживая Асли под локоть, отвернулся, и мы сели на наши места. Панихида началась. Ежик посмотрела на меня с такой болью, что я вспомнил больные глаза котенка, которому перебил лапку, когда мне было семь лет. Мама меня тогда ударила в первый и последний раз и сказала, что если я хочу стать настоящим мужчиной, то не должен обижать тех, кто слабее меня. А кто говорил, что мы ответственны за всех тех, кого приручили? В общем, как ни крути, а получалось, что я — подлец.