– Ну и не знайте. Просто закройте глаза и пофантазируйте. Что произойдёт страшного, если вы признаете тот факт, что уже расстались с Анатолием?
– Мне будет грустно и одиноко, – почти плача ответила Анна Пономарёва.
– Насколько грустно и одиноко?
– Очень. И очень больно.
– А где эта боль?
– Не поняла вас…
– Где эта боль в вашем теле? Если пофантазировать и представить, что вы её можете визуализировать и осязать. Где она? В какой части тела? Как выглядит? Какой формы? Какого цвета?
– В голове. Как колючий маленький чёрный ёжик.
– Вы понимаете в какой части головы у вас этот ёжик?
– Да.
– В этой части головы вам больно, когда вас мучают мигрени?
– Да.
– Можно я заберу из вашей головы этого ёжика и помещу вместо него чистую энергию из бесконечного божественного источника безусловной любви?
– Можно, – с готовностью сказала Анна, а из глаз её потекли слёзы.
Наконец Виктория смогла опустить на Пономарёву энергию из источника и не почувствовала сопротивления. Маленький колючий чёрный ёжик растворился без следа.
– Как вы? – спросила Пятницкая, завершив процесс исцеления.
– Хорошо, – тихо произнесла Анна, утирая слёзы. – Мне давно не было так легко, – ошарашенно добавила она.
И только Вика хотела сказать, что «это пройдёт», имея в виду дезориентированное состояние Пономарёвой, как осекла себя, осознав двоякость фразы.
– Не торопитесь сейчас с желанием понять всё, что произошло. Это придёт само. Вы долго испытывали боль, поэтому ваше текущее состояние вам непривычно.
«Долго? – сама себе удивилась Пятницкая. – Хотя полтора года или даже больше, пока они с Толей ссорились и расходились, – это долго».
– Мне пора идти, – сказала Виктория. – Если что, вы знаете мой номер. Впрочем, кажется, в этот раз всё сложилось удачно.
– И мне так кажется, – мягко согласилась Анна. – Вы идите, а я ещё посижу. Очень всё непривычно.
– Конечно!
Пятницкую тоже отпустило. Эта победа позволила ей перестать сокрушаться над поражением в рабочем вопросе, связанном с Михайловым.
Утром в среду Виктория излишне бодро шла от лифта по офисному опенспейсу к своему кабинету. По дороге она заходила к сотрудникам, вроде как проведать, узнать, как у них дела, и уточнить, нет ли к ней срочных вопросов, хотя на самом деле она хотела посмотреть, что делает Вера Кузнецова. И, увы, картина её не порадовала: та снова сидела возле Марии Осиной, и они делали вместе одно задание. Вика решила, что дальше тянуть нельзя, и попросила Веру зайти к ней в два часа дня. Ещё Пятницкая размышляла о том, что она скажет Краснову насчёт Михайлова, когда в одиннадцать утра придёт к нему с еженедельным отчётом. Николай ей больше не звонил, а она, не придумав ничего лучше, работала как и прежде – с полной отдачей, стараясь абстрагироваться от проблемы, которую не могла решить. Она подумала, что в очередной раз последует совету мужа и расскажет правду, потому как ничего более умного ей в голову не приходило. Расскажет про мальчика, который умер, и про то, что она не смогла помочь ему. Вернее, он отказался от её помощи – поправила Пятницкая собственные мысли. И всё же ей было тяжело это признать. А ещё было неприятно, что это повлияло на её работу.
Виктория зашла в кабинет и остолбенела от увиденного. За её столом сидел Михайлов и разговаривал по мобильному телефону. На столе стоял огромный букет белых тюльпанов и какой-то чёрный подарочный пакетик средних размеров.
– Как вы здесь оказались? – не здороваясь, спросила Вика, как только Иван закончил разговор.
– Ваша коллега меня впустила и любезно отправилась покупать себе кофе, понимая, что вы скоро придёте.
Таня и правда знала, что Вика вот-вот подойдёт, однако это была не комната переговоров, чтобы оставлять в ней постороннего человека. Пятницкая быстро оглядела свой стол и стол Лесковой. На обоих было довольно чисто – без завалов документов и каких-либо писем. На Викторию это было не похоже: на её рабочем месте чаще царил творческий беспорядок, но именно вчера поздно вечером, оставшись одна в офисе, она разобрала свои дела, да и стол заодно.
– Что вы хотели?
– Я пришёл извиниться и сказать спасибо, – просто начал Иван. – Спасибо, Вика. Ты дважды меня очень выручила. А я был не прав.
– Мы не переходили на «ты», – осекла его Пятницкая.
– Так давай перейдём!
– Нет.
– Упрямая, – улыбнулся Михайлов.
– Какая есть.
– Извини. Я был не прав.
– Занятно принимать извинения, когда ты сидишь на моём месте, а я стою.
– Всё же на «ты», – улыбнулся её формулировкам Михайлов и продолжил: – И снова права, пойдём выпьем кофе. Это всё тебе: цветы и небольшой подарок от меня. И это.
За букетом Пятницкая и не заметила большую стопку бумаг в прозрачном пакете.
– Документы на открытие счетов? – уточнила она, догадываясь о происхождении бумаг.
– Да. Я хочу, чтобы ты вела наши дела.
– Нет. Я не клиенщик.
– И всё же.
– Ты был не прав. И сейчас ты не прав. Я не клиенщик. Это совершенно другая работа, которая мне не близка.
– Хорошо, – как-то странно ответил он. – Документы хоть передашь, чтобы я не таскал их туда-сюда?
– Да.
– Сколько у нас времени?
– Максимум до десяти тридцати.